Нет, ничего не выходит! Наверное, для того, чтобы интересоваться наружностью Зоуи, нужно ее любить. С другой стороны, если любишь, какая разница, как человек выглядит? С третьей, когда тебе кто-то нравится, ты стремишься узнать его получше. Единственный, кому нравилась ее, Клэри, внешность, это папа: однажды они ходили к ручью за водой, и он назвал ее красивой… Точнее, он сказал, что окружен красивыми женщинами – но ведь она тоже была там!
И вот так всегда – только соберешься о чем-нибудь написать, как мысли тут же перескакивают на другое. Какой-то бездонный колодец воспоминаний, а ведь ей всего пятнадцать! Что же будет, когда она станет бабушкой? Наверное, и думать уже не получится: не останется места для мыслей, как в комнате, забитой мебелью.
В тот день она присела на краешек кровати и попыталась приободрить Зоуи: рассуждала как папа, что подготовка займет всего несколько недель, а потом ему, возможно, дадут отпуск. И вообще пока ни для кого нет ни малейшей опасности, разве только где-нибудь в Финляндии и теперь еще Норвегии (хотя Полли с ней не согласится). Потом пришлось идти заниматься с Полл и мисс Миллимент, и, что хуже, с Лидией, поскольку Невилла отправили в подготовительную школу, и теперь Лидия не могла делать уроки в одиночку. Конечно, ей всего девять, и она пока не понимает, чему учат их с Полли, однако мисс Миллимент с большим терпением и тактом уделяла время каждому. Детский приют вернулся в Лондон, и они жили в Грушевом коттедже, но с началом учебного года все переехали в Большой дом. Мисс Миллимент спала в квартире над гаражом, а занимались в маленькой гостиной на первом этаже. Милл-Фарм сдали внаем под санаторий, предназначенный для раненых солдат, но за отсутствием таковых там размещались больные после операций. По будням тетя Сибил с тетей Вилли ездили в Лондон, а Уиллса и Роли оставляли на попечение Эллен. По выходным приезжали дядя Хью с тетей Сибил, а тетя Вилли иногда ночевала в городе, и тогда Лидия капризничала. Изредка их возили в Лондон к зубному или купить одежду. Папин дом в городе закрыли, так что если Клэри и выезжала, то лишь с другими. У нее теперь не было своего дома, зато она перевезла все ценные вещи: книги, альбомы с детскими рисунками матери, открытка из Франции, которую мама написала еще до того, как Клэри научилась читать. «Дорогая Клэри, посылаю тебе открытку из городка, где мы с папой отдыхаем. Мы живем в маленьком розовом домике справа. С любовью, мама». Дом был отмечен крестиком, чернила давно выцвели – годами она жила запасом этой любви. Что ж, теперь она уже привыкла к жизни без мамы – а Невилл ее и вовсе не знал, – зато отец всегда был на первом плане. После уроков она хорошенько выплакалась в сарае с Полли: с ней здорово вместе переживать, она искренне плачет с тобой, хоть и не так сильно.
На Рождество приехал папа – его отпустили на неделю, а дядю Эдварда всего на два дня. Луиза провела несколько дней во Френшэме с Норой и ее матерью, а по возвращении заявила, что рада наконец-то сбежать оттуда. Оказывается, у них там был полон дом музыкантов, отчего дядя Реймонд все время язвил. Нора собиралась работать в детском приюте тети Рейч до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать и можно будет пойти на курсы медсестер. Она приехала вместе с Луизой на пару дней, и Клэри случайно уловила обрывки крайне интересного разговора о тете Джессике и каком-то Лоуренсе или Лоренцо. Луиза предполагала, что тетя Джессика в него влюбилась, а Нора считала эту идею нелепой.
– А вот Вилли явно очарована!
Это было так увлекательно, что Клэри заняла удобную позицию и прислушалась.
– Очарована? Лоренцо? С чего вдруг? Исключено!
– Это еще почему?
Пауза.
– У него сальные волосы и огромные угри на носу, – сдержанно отозвалась Луиза.
– Ну и что? Зато он просто источа-а-ает обаяние. – Это прозвучало так, словно обаяние – самое худшее, что можно «источать». – Конечно, мне он нисколечки не интересен!
– Между прочим, он женат, а они обе замужем.
– Для такого человека это не имеет ни малейшего значения. А Вилли постоянно его упрашивала дать ей урок игры на пианино.
– А Джессика вечно заставляла его аккомпанировать дедушкиным песням – тем, которые она пела.
Очередная пауза. Они называют своих матерей по имени, отметила Клэри; звучит так шикарно, по-взрослому!
– Может, им обеим просто нравится музыка, – предположила Луиза, но таким неубедительным тоном, что сразу было ясно – она сама в это не верит.
– А ты возьми и спроси у матери.
– Фу, Нора, что за дурацкая идея! Я-то тут при чем? И вообще, у своей и спрашивай, раз тебе так интересно.
– Не стану спрашивать, потому что а) это твоя мать влюбилась, б) в то время как отец сражается на войне – как несправедливо по отношению к нему, бедняжке! И в) твоя мать каждый день красила губы и надевала, если хочешь знать, ужасно неподобающие наряды, учитывая, что идет война! К тому же это она придумала называть его Лоренцо – явный признак неравнодушия. – Она умолкла на секунду и триумфально выдала свой главный козырь: – И вообще, всем было видно, что его жена ненавидит Вилли гораздо больше, чем маму. Жены всегда чувствуют…
– Ой, да перестань! Лоуренс, или как его там, женат. Мерседес – католичка (и, кстати говоря, это она зовет его Лоренцо, так что мама тут ни при чем). Зато твоя мать перестала закручивать волосы в пучок и наготовила кучу пудингов со сгущенкой для него – он ведь любит сладкое, так что шансы равны.
– Ладно, предположим, они обе в него влюблены. Он похож на иностранца и вообще на человека неразборчивого, так что вполне может их поощрять. Мама говорит, он несчастлив в браке – жена вечно ревнует его ко всем. Я заметила, что они обращались друг с другом довольно резко.
– Кто с кем?
– Джессика с Вилли. Готова поспорить, они ревнуют друг к другу. Ты и сама прекрасно понимаешь – ни к чему хорошему это не приведет.
– Это вообще не мое дело. Я только собираюсь начать свою взрослую жизнь, у меня нет ни малейшего желания еще и за них переживать. Притом выйдет гораздо хуже.
– Как так – хуже?
– Ну смотри, они годами волновались за нас, детей, чтобы вовремя почистили зубы, сделали уроки, перестали читать в постели… Теперь же, по-твоему, мы должны волноваться за них: не флиртуют ли наши матери с женатым – или еще что похлеще. В некоторых случаях…
– В каких случаях?
– Неважно.
– Ты хочешь сказать, что у них роман? Что этот мерзавец с ними… целуется и все такое?! Неужели…
Но тут Нора понизила голос, и Клэри больше ничего не смогла разобрать. Ей стало немножко стыдно за подслушанное. С другой стороны, если хочешь быть писателем, важно использовать любую возможность получить жизненный опыт. Две сестры влюблены в одного мужчину – довольно сильный сюжет, особенно если все трое несвободны. Непонятно другое: получается, человеческая жизнь вообще никак не может прийти к логическому завершению! Если тетки в весьма зрелом возрасте влюбляются в неподходящего человека (если подумать – а кто подходящий? Тут важна сама идея, а не объект), то когда же можно будет сказать: все, жизнь сложилась окончательно, расслабься и продолжай в том же духе? В таком свете сама идея юных героинь выглядит довольно глупо. А вдруг ее папа влюбится в кого-нибудь? Судя по тому, что́ она услышала, всякое возможно. Надо бы ей самой влюбиться, чтобы иметь представление о предмете, только где же взять достойный объект? Единственные знакомые мальчики, подходящие по возрасту, Тедди и Кристофер, не годятся. Тедди ей вообще не нравится: только и болтает об аэропланах, оружии и всяких играх. Пожалуй, нужен кто-то постарше. Она попыталась вспомнить знакомых мужчин, но все оказались либо родственники (что плохо для «разведения» – так говорят про собак), либо – Тонбридж, Рен, Макалпайн и мистер Йорк появлялись перед ней по очереди, как фотографии в полицейском участке – тоже не то… Может, ничего страшного, если практиковаться на родственниках? Правда, дяди слишком скучные и давно известные, к тому же их вечно нет дома. Единственная достойная кандидатура – отец, но он нужен именно в этом качестве. При мысли о папе защемило в груди, и она решила написать ему письмо.
