– Так… Пытаюсь описать того фазана, как он выглядел в точности – как птица в маскарадном костюме, немножко напоминает военный мундир. И еще походка странная, шаткая, враскачку, будто у пьяного…
– Зачем тебе это? Не знала, что ты интересуешься птицами.
– Да не особенно. Просто… вдруг пригодится в книжке. Я стараюсь запоминать всякое.
– А…
Тетя Рейч взвесила чернику: все вместе они набрали почти пять кило. После чая бабушка выдала каждому по мармеладке, а Дотти расплакалась – миссис Криппс отругала ее за то, что та плохо отмыла таз для варки, и теперь ягоды могут забродить.
Вечером по дому витал пряный запах варенья; даже на верхней площадке его учуяла тетя Долли, проходя из спальни в ванную, чтобы замочить плоды сенны.
В шесть часов всех позвали слушать по радио обращение короля. В полном молчании собравшиеся следили за его напряженной, прерывистой речью.
– Бедный король! – воскликнула Лидия. – Мало того, что заикается, да еще приходится выступать!
Хорошо, что он не захотел стать актером, заметила Луиза – это было бы ужасно; ему пришлось бы молча ходить по сцене туда-сюда с копьем наперевес. Потом некий Дж. Б. Пристли читал свое сочинение, и только начали передавать выступление блестящего Сэнди Макферсона на органе, как горничным велели накрывать на стол к ужину, детей отправили наверх мыться, а взрослые, которым совершенно нечем заняться, попросту выключили радио.
– Сами не хотят слушать и нам не дают! – возмущалась Клэри. Однажды она лично видела, как Макферсон выходил из оркестровой ямы – играл на органе в большом лондонском кинотеатре, – и ждала возможности похвастаться. – А мы должны слушать, как они играют часами! Иногда, – добавила она справедливости ради.
– Да все равно Франция вступила в войну, – весело откликнулся Тедди. – Ой, Кристофер, извини… Ну ты понял, что я хотел сказать – так дружнее.
Они устроились на полу и смотрели, как Кристофер заворачивает кусочки печени в кроличий пух. Сова – неясыть – сидела на шкафу и внимательно наблюдала за его действиями; маленькие, чуть вытаращенные глазки придавали ей слегка недовольный вид. Кристофер нашел ее еще птенцом на вересковой пустоши возле Хэмпстеда: у нее была сломана лапка. Он наложил шины и вынянчил, и она сделалась совсем ручная. Саймону тоже хотелось такую, однако он понимал, что ему не позволят держать ее в школе.
Неожиданно сова спикировала вниз и с тихим шуршанием приземлилась Кристоферу на плечо. Тот поднял на ладони кусочек еды, сова взяла его и взлетела обратно на шкаф; выражение загадочного возмущения при этом не изменилось.
– Ты ее когда-нибудь выпускаешь? – спросил Тедди.
– Пытался один раз. Она просидела целый день на дереве, а когда я вечером принес еды, слетела вниз и вернулась домой.
Он умолчал о том, что попытка была чисто символической данью уважения к ее свободе – втайне Кристофер хотел оставить ее у себя насовсем. Правда, теперь школу могут эвакуировать в другое место; кто знает, вдруг там нельзя держать животных? Ладно, что-нибудь придумает.
Сова слетела вниз за очередным куском: на этот раз она чуть не потеряла равновесие и впилась когтями в плечо Кристофера. Саймон и раньше замечал, что его плечи покрыты ранками, однако тот, похоже, не обращал на это внимания.
* * *
Первый вечер войны ничем не отличался от обычных вечеров: обыденное укладывание детей и дежурные протесты – чисто из принципа.
– Скоро они начнут нас укладывать раньше Уиллса и Роланда, – ворчала Лидия, – а ведь Уиллсу всего два, а Роланду вообще ноль!
– А вот нас с Моникой на Беркли-корт купали только после ужина, не раньше девяти часов, – заявила Джуди.
Сегодня отец забрал ее от школьной подруги, у которой она гостила, и теперь она бесконечно хвасталась, как там было здорово. Им уже пришлось выслушать, что у Моники целых два пони, к чаю подавали эклеры, у них есть мороженица и бассейн, и озеро с лодкой, и еще Моника укладывает волосы, и у нее есть настоящее жемчужное ожерелье.
– Бла-бла-бла, – передразнил ее Невилл. Он сидел на полу и пытался выяснить, смог бы он сам высосать у себя шип из ступни. Оказалось – смог бы.
– Господи, что ты делаешь? – воскликнула Джуди.
– Так, ногти кусаю – для разнообразия.
– Фу, какая гадость! Лидия, тебе не кажется, что это ужасная гадость?
– Его ноги – пусть что хочет, то и делает, – надменно отозвалась Лидия. Втайне она считала проделки Невилла одновременно ловкими и противными, но сейчас их объединяла неприязнь к Джуди.
– А у Моники своя ванная, – снова затянула Джуди, едва Эллен появилась в дверях и позвала их купаться.
– Ага, и даже своя голова, и нос, и зубы…
– …и задница, – докончила Лидия, и Невилл расхохотался.
В Большом доме старшие дети ужинали в холле, поскольку давно выросли из молока и печенья в кроватках, а столовую оккупировали взрослые, так что их лишили обычных привилегий. На ужин был фарш и картофельное пюре с фасолью. В небе, поделенном на дольки косыми потолочными рамами, медленно сгущались краски – из фиолетового в цвет индиго. Когда небо светлое, деревяшки темные, отметила для себя Клэри, а на фоне сумерек, наоборот, светлеют. Сверху доносился шум льющейся воды, хлопанье дверей – привычные звуки подготовки к ужину. Бесси, черный лабрадор Брига, лежала у ног Кристофера, устремив на него немигающие ореховые глаза с жадностью, которую она пыталась замаскировать преданным обожанием. Он погладил ее, но кормить не стал. Год назад у него был тайный лагерь в лесу – уход от реальности в мир приключений; теперь все это казалось призрачным, далеким, осталось в детстве, но что взамен? За последний год в школе ему хорошенько объяснили, каково это – быть пацифистом: насмешки, открытое презрение, травля…
Лишь мистер Милнер, преподаватель классических языков, его понимал. Сперва греческий как-то не пришелся по душе, однако мало-помалу он вошел во вкус – ему понравился сам мистер Милнер, особенно его манера высказываться. Кристофер вечно рисовал что-нибудь – в основном птиц или животных; частенько в своих тетрадках, предназначенных для домашней работы. Когда мистеру Милнеру на глаза попался рисунок совы с отдельными набросками когтей или распахнутого крыла, он не стал иронизировать или осуждать, просто воскликнул:
– Здорово, ты знаешь, действительно здорово! Ты много рисуешь?
– Ну так… – промямлил Кристофер.
– Вот и правильно! Если хочешь стать настоящим художником, главное – все время практиковаться. Терпеть не могу эти тонкие книжечки, концерты раз в жизни… Как бы талантлив ты ни был, всегда важно помнить: чем больше, тем лучше.
Перед самыми каникулами, после экзаменов, он неожиданно подарил ему пачку превосходной бумаги, очень плотной, белоснежной, приятной на ощупь.
– Вот у меня тут случайно завалялась; надеюсь, ты найдешь ей лучшее применение.
