– Ты что-то мало пьешь – давай, там еще полно.
Саймон послушно глотнул, надеясь, что привыкнет, однако надежды не оправдались.
– Пожалуй, я просто покурю, – сказал он, но Тедди велел ему не глупить и снова наполнил кружку.
Выпили за Лорела и Харди, Бобби Риггса, мистера Чемберлена, Сесилию Кортнидж и, наконец, за короля. Тут Тедди потребовал пить стоя, что оказалось ужасно трудно. Он кое-как поднялся на ноги, смеясь и раскачиваясь.
– Кажется, я немного пьян, – констатировал он, помогая Саймону встать, однако едва отпустил, как тот внезапно рухнул на землю, и его тут же вывернуло, да так, что слезы из глаз полились; пришлось оправдываться, что он вовсе не плачет. А, ерунда, отозвался Тедди; наверняка все дело в рыбе – стухла небось, пока везли из Гастингса в фургоне.
– Неважно, – сказал он. – Вообще все на свете – пустяки!
Когда Саймону полегчало, они задули свечу и отправились домой.
* * *
– Да, чудной мир…
Это прозвучало как легкое неодобрение: дескать, не хочу никого обидеть, однако могло быть и получше. Миссис Криппс никогда не понимала, что он подразумевает: личную жизнь, к которой она испытывала острый интерес, или внешнюю политику, которая ее нисколько не волновала.
– Да, пожалуй, – осторожно поддакнула она, наливая себе немного чая, чтобы посмотреть, достаточно ли настоялся.
– Конечно, они не имеют никакого отношения к Империи. – Он следил за тем, как она наливает чай ему в чашку: темная жидкость смешалась с молоком, получившийся цвет напоминал листья бука. Шоферская фуражка – серая, с черной кокардой – лежала на столе рядом с тарелкой пирожных.
– Поймите меня правильно – я совсем не против поляков как таковых…
Ее сердце упало. Что он имеет в виду?
Повисло молчание, пока он методично размешивал три куска сахара – никогда не оставлял сахар на дне, не то что некоторые.
Они сидели в маленькой гостиной рядом с кухней, где она частенько отдыхала по вечерам. По молчаливому уговору остальные слуги сюда не заглядывали, кроме Айлин – та иногда пила с ней чай. Ужин только что закончился, издали доносились звуки граммофона мадам; в буфетной девочки мыли посуду.
– Не желаете ли пирога, мистер Тонбридж? – предложила она.
– От вашей выпечки не откажусь, миссис Криппс. После вас.
Он пододвинул ей тарелку, и она взяла кусочек ради приличия.
– Душно было в Лондоне? – светски поинтересовалась она. Ей до смерти хотелось узнать, что произошло там, в городе.
– Не то слово, – вырвалось у него.
Он глотнул немного – она всегда заваривала отличный чай, – борясь с нахлынувшим желанием рассказать ей ужасные подробности. Нет, все это слишком больно и унизительно – он рискует навсегда потерять ее уважение.
– Мы на грани, миссис Криппс, в этом нет никакого сомнения – вот куда нас завели наши политики – и Польский коридор тут ни при чем.
Что еще за коридор? Какое отношение он имеет к началу войны? На всякий случай она изобразила на лице легкую озабоченность. Его послали в Лондон на день, чтобы забрать кое-какие вещи; ходили слухи (Айлин прислуживала за завтраком), что ему разрешили привезти жену с ребенком, – однако вернулся он один.
Поразмыслив, она решила прибегнуть к его любимому высказыванию.
– Я думаю, политикам доверять нельзя, мистер Тонбридж.
– Здесь я с вами полностью согласен. – Он чуть пододвинул к ней чашку; она проворно выплеснула заварку и налила ему свежего.
– К тому же большей частью они сами не понимают, что делают.
– Именно так, миссис Криппс, да еще и от нас скрывают.
Она пододвинула ему тарелку с пирогами, и его рука автоматически потянулась за ними, однако сам он этого даже не заметил и не поблагодарил.
– Но, как говорится, кто в итоге платит за музыку?
Она сверкнула улыбкой, демонстрируя золотую пломбу, которую он – в числе прочих редко видимых или всецело скрытых деталей – находил весьма привлекательной.
– Ой, не говорите! – проворковала она, чуть подавшись вперед, так, что бюст слегка колыхнулся в вырезе платья.
Какая славная, подумал он (уже не в первый раз).
– Для женщины у вас удивительный ум. Вам ничего не нужно объяснять, все понимаете. С вами так приятно разговаривать – не то что с некоторыми…
Этим мимолетным, но определенно негативным намеком на миссис Тонбридж ей в итоге и пришлось удовлетворить свое любопытство. Похоже, визит все-таки состоялся и закончился не слишком хорошо. Если и вправду начнется война – разумеется, лично ее такая перспектива совсем не радовала, – то семья останется здесь. Работы, конечно, прибавится, зато и Фрэнк (так она звала его про себя) будет рядом. Пожалуй, стоит сделать завивку, размышляла она в постели, устраивая поудобнее натруженные ноги – страшно болели вены после целого дня работы.
А Тонбридж, аккуратно повесив униформу на спинку стула, расстегнул кожаные краги, расшнуровал ботинки и теперь стоял в темноте у комода, охваченный ужасными воспоминаниями…
Разумеется, сперва он выполнил поручение и на Госпорт-стрит выбрался не раньше двух. В доме было тихо, занавески задернуты. Забрезжила надежда: может, уехала к матери? Едва он закрыл за собой дверь, как наверху послышались голоса. Он начал было подниматься по лестнице, но тут дверь спальни открылась, и оттуда вышла она, на ходу запахивая халат, щелкая шлепанцами по линолеуму.
– А, это ты! Ну и чего тебе надо?
Он рассказал ей о великодушном предложении мадам перевезти их за город.
– Ну спасибо, что снизошел до меня! – саркастически отозвалась она, преграждая ему путь.
– Ты чего? – спросил он, заранее боясь ответа.
Она сложила руки на костлявой груди и захохотала.
– Джордж! Ты не поверишь, кто к нам пришел!
Снова отворилась дверь спальни, и к ним, застегивая ширинку над пивным пузом, вышел здоровяк ростом около шести футов – ему пришлось пригнуться, – с курчавыми рыжими волосами. Его ручищи походили на бараньи ноги и были сплошь покрыты татуировками.
– Джордж обо мне позаботится, – заявила она, – так что можешь проваливать.
– Шпионит за нами, а? Подглядывает?
Здоровяк шагнул вперед, и половицы жалобно скрипнули.
– Я приехал забрать ее и увезти подальше от бомбежек. И ребенка, – пояснил он слабым голосом.
– Я отправила его в школу.
– Куда?
– Не твое собачье дело. Тебе-то что?
Он возразил было, что это его ребенок, но она снова захохотала.
– Не смеши меня! С чего, по-твоему, я за тебя вышла, чучело ты эдакое?
