– Неправда! – возразил Невилл. – Наверняка докторам лучше, когда один тяжелобольной, чем когда все подряд болеют по пустякам. Представь, что у тебя ветрянка, и корь, и свинка – все сразу, – добавил он, увлекаясь, – ты вся покроешься пятнами, да так, что они сольются в одно большое пятно, и его даже видно не будет! А зато потом выздоровеешь на всю оставшуюся жизнь! Если б я был врачом, я бы всех заражал…
– Заткнись! Я так и знала, что не стоило их сюда пускать…
– В этом и заключается суть прививки, – пояснила мисс Миллимент. – Благодаря вакцине в нашей стране люди больше не болеют оспой. Вам всем в детстве сделали прививку.
– Ну вот, – воодушевился Невилл. – Теперь нам осталось только заразить немцев оспой – они заболеют и не смогут воевать. От этого можно умереть?
– Да, раньше люди умирали.
– Вот я и говорю!
– Не клади косточки на стол, – сделала ему замечание Клэри: она видела, что Полли напрягается каждый раз, когда упоминают о войне.
Похоже, мисс Миллимент тоже это заметила, поскольку тут же пустилась в подробное описание экспериментов доктора Дженнера с вакциной. На Кристофера это произвело большое впечатление.
– Он, наверное, спас тысячи жизней! – Его очки затуманились, лицо покраснело от волнения. – Вот бы мне изобрести что-нибудь этакое!
– Подобные открытия обычно происходят в результате внимательного наблюдения, – заметила мисс Миллимент. – Ты вполне можешь что-нибудь открыть, если очень захочешь.
– Богач, бедняк, нищий, вор, – бормотала Лидия детскую считалку, перебирая сливовые косточки. Запихав в рот еще одну сливу, она выудила косточку и повторила ритуал заново. – Богач! – воскликнула она, изображая неподдельное изумление.
– А я по-другому считаю, – заявил Невилл.
– Как?
Он прищурился и задержал дыхание.
– Машинист, пират, сторож в зоопарке, грабитель, – объявил он наконец. – Я-то не жульничаю, как ты, потому что не против стать любым из них.
– Ты, как всегда, ничего не понял, – упрекнула его Клэри. – Смысл выбора в том, что должны быть и неприятные вещи.
– Например, выйти замуж за вора, – предположила Лидия.
– Ну не знаю, может, это не так уж и плохо, – задумалась Полли. – Возвращаются домой вечером и приносят всякие интересные штуки. Если у вас одинаковый вкус, можно целый дом обставить.
Тедди, уже доевший свою долю пудинга, попросился обратно в Большой дом: у них с Саймоном осталось незаконченное дело.
– Ох уж мне эти женщины и дети! – пожаловался он на бегу. – Иногда просто бесят!
Саймон выразил солидарность. На самом деле старшие девочки не вызывали у него таких чувств, однако он считал это слабостью и надеялся со временем стать таким же суровым, как Тедди.
– А что у нас за дело? – спросил он. Неудобно получится – Кристофера не позвали.
– Сейчас увидишь.
Темнело. Добежав до подъездной аллеи, Тедди свернул куда-то в сторону и принялся изучать живую изгородь, окаймлявшую небольшую рощицу.
– Где-то здесь была дыра, – бормотал он. – Мне Кристофер показал в прошлом году.
– В лесу будет темно, хоть глаз выколи. – Саймон понемногу начинал нервничать.
– Неа. Сейчас увидишь… А, вот она!
Он шустро нырнул в узкую щель. Саймон последовал за ним, продираясь сквозь заросли ежевики, мох, свисающий с ветвей, и высохшие зонтики купыря. Когда он уже начал жалеть, что не остался дома, с Кристофером – сидели бы сейчас, разглядывали его коллекцию старых открыток или кормили сову, – Тедди остановился.
– Ну вот мы и пришли, – объявил он и сел на землю.
Саймон уселся рядом. Вокруг был обычный лес, ничего интересного. Тедди достал из кармана свечу и коробку спичек.
– Надо расчистить ровное место, – сказал он, и Саймон послушно отгреб в сторону листья и ветки. Надеюсь, он не собирается колдовать, подумал он, но промолчал.
– Так… – Тедди достал свой массивный перочинный ножик.
– А это зачем? – опасливо спросил Саймон – вдруг Тедди хочет смешать их кровь, как делают индейцы, заключая договор.
– А вот зачем!
И тот извлек на свет потрепанную сигару.
– Где ты ее взял?
– Бриг оставил в пепельнице; забыл, наверное. Это не кража – я просто взял. – Он примостил сигару на колено и принялся распиливать пополам. – Я подумал – вдвоем веселее.
Саймона охватили противоречивые чувства: гордость за то, что его посвятили в тайные забавы для избранных, и одновременно страх – бог знает, чем дело кончится!
– Надо обсосать один конец, чтобы стал влажный, – пояснил Тедди, протягивая ему половину, затем чиркнул спичкой и зажег свечу. Лицо его раскраснелось от пробежки.
– Давай, прикуривай.
Тедди протянул ему спички. Саймон израсходовал три штуки, но ничего не получалось. Сигара крошилась во рту, оставляя горький привкус старых листьев.
– Дай я сам.
Вернув ему зажженную половинку, Саймон посоветовал:
– Ты затягивайся чаще, а то потухнет. Ну, за все хорошее!
С этими словами он выудил из-за пазухи маленькую бутылочку; на этикетке было написано «Фиговый сироп». Осторожно поставив ее на землю, Тедди достал еще одну, по виду – тоник, и, наконец, пластиковую кружку, с какими ходят на пикник.
– Будем пить и курить, – объявил он. – И провозглашать тосты!
Саймон облегченно выдохнул: никакого колдовства и кровопускания не ожидается.
– Вообще-то, – продолжил Тедди, наливая поровну из каждой бутылки, – это не настоящий тоник. Настоящего я не нашел – выпили, наверное, поэтому я смешал порошок для желудка с водой – почти то же самое.
Он зажег свою сигару, затянулся и тут же умолк. Саймон спохватился – его сигара успела погаснуть. Пока он прикуривал заново, Тедди отхлебнул из кружки и протянул ему.
– Теплая – нагрелась, пока носил, а лед взять было негде.
Саймон осторожно глотнул: не похоже на апельсиновую газировку – вообще ни на что не похоже.
– Газы уже выветрились, – с сожалением констатировал Тедди.
Саймон не ответил: затянувшись, он почувствовал, будто падает куда-то в пропасть.
– Так, за что пьем? Давай – смерть Гитлеру! – Он сделал глоток и протянул кружку брату. – Ты тоже повторяй.
– Смерть Гитлеру, – прохрипел Саймон, чувствуя, как первый глоток поднимается вверх, навстречу второму. Он глотнул несколько раз, и желудок успокоился.
– Может, выпьем за здоровье? – предложил он.
– Хорошая мысль. За Стрэнгвейса.
Стрэнгвейс был капитаном их школьной команды по регби; Саймон не осмеливался даже заговаривать с ним.