Да и откровенно сумасшедших всегда хватало.
— Не впечатлен? — прищурилась Алина. — Тогда лови. Притащил к нам вчера мужичок пакет. Такой очкарик-ботаник. Брату, говорит, сувенир надо отправить. А пакет воняет, взять невозможно. Прямо смердит дохлятиной. Я его отказываюсь брать, вызываю охрану. Выясняется, что в пакете отрезанная кошачья голова. Пока мы отходили от шока, ботаника след простыл.
— Ну и ну, — только и смог сказать Хитров.
— Представь себе, эти фрики — наши соседи!
Фантазия Хитрова голодной крысой накинулась на свежие сплетни. Он осек себя:
«Стоп! Это путь в дурдом — связывать с мистикой каждую выжившую из ума старушку, каждую озабоченную домохозяйку».
— Ладно, заболталась я. Что у тебя, Толь?
Он продиктовал код посылки. Алина пощелкала клавиатурой и принесла со склада упаковку.
— Ларисе привет передавай. И малую целуй. Я после праздников забегу.
— Будем счастливы видеть. С наступающим, Алин.
— И вас с наступающим.
Было что-то грозное в этом обрубленном «наступающем».
Хитров вышел на улицу, зашагал к «жигулю».
— Гражданин!
Он обернулся.
Курильщики никуда не делись. Стояли, внимательно изучая его. Одеты они были в камуфляжные куртки и штаны-хаки. К нагрудным карманам крепились значки. Двуглавый орел на значках почему-то успокоил Хитрова.
Высокий, похожий на Дольфа Лундгрена блондин приставил руку к виску, козырнул.
— Муниципальный патруль.
Откосивший от армии Хитров точно знал, что честь с непокрытой головой не отдается; без фуражки — а фуражек амбалы не носили — военные ограничиваются принятием строевого положения.
— Чем могу помочь?
Блондин вынул из куртки ручку и блокнот. Его напарник жевал жвачку и сверлил Хитрова крошечными глазками.
— Мы вынуждены записать ваши данные.
— А что произошло-то? Я припарковался неправильно?
— Фамилия, имя, отчество, пожалуйста.
— Хитров Анатолий Павлович.
Блондин поковырялся в блокноте, чертыхнулся.
— Паста замерзла.
Напарник молча всучил ему свою ручку.
— Так-с… место прописки?
— Подбельского, четыре, квартира двадцать, — растерянно сказал Хитров.
— Место работы, должность.
— ДК Артема. Звукорежиссер. Объясните вы мне, наконец, что случилось?
— Объясню, — сказал блондин, — вы находитесь в общественном месте в неподобающем виде.
Хитров провел изумленным взглядом по своей одежде и не нашел ничего неподобающего.
— Я не…
— Что у вас с ухом, Анатолий Павлович?
Хитров потрогал ухо. Сам он всматривался в значки, плохо различимые при скудном фонарном свете.
— Мое ухо в порядке.
— Где там! — печально усмехнулся блондин. — Это сережка, не так ли?
Пальцы Хитрова коснулись серебряного колечка. Он носил серьгу полжизни, свыкся с ней, давно перестал замечать. В две тысячи первом на репетиционной базе «Церемонии» они с Ермаком проткнули друг другу уши. Хитров знатно измучил приятеля, прежде чем вдел гвоздик.
— Сережка, — подтвердил Хитров.
Следующий вопрос застал врасплох.
— Вы гей?
Напарник блондина осклабился.
— Что, простите?
Хитров был потрясен до глубины души. Ему послышалось, или?..
— Ну, вы либо пират, либо педераст, и я что-то не вижу здесь пиратского фрегата.
Он почувствовал, как внутри набухает злоба, и поинтересовался:
— Что такое муниципальный патруль?
Он шагнул к автомобилю, и амбалы последовали за ним. Падающий из окон свет озарил их фигуры. То, что Хитров впотьмах принял за военные погоны, оказалось обычным элементом дизайна. Значки были пластмассовыми, игрушечными. На обложке потрепанного блокнота красовалась группа «Backstreet Boys».
«Что за маскарад?» — рассердился Хитров.
— Вы снимите эту дрянь или дадите нам повозиться?
В голосе читалась неприкрытая угроза.
— Оторви ему, б…дь, ухо, — посоветовал напарник, активно двигая челюстями.
— Вы! — отчеканил лжепатрульный, — Снимите! Эту! Дрянь! Или! Будете! Дальше! Позорить! Мой! Город?!
— Да что вы себе позволяете? — слабо запротестовал Хитров.
На пороге почтамта возникла Алина. За ее спиной маячил хмурый грузчик Степаныч.
— Толь, у тебя проблемы?
— Никаких проблем, гражданка, — сказал блондин, сбавляя обороты.
— Вы кто такие? — грозно спросила Алина. — Чего вы здесь ошиваетесь?
— Уже уходим, — блондин подмигнул Хитрову. — Подбельского, четыре, говоришь?
Они растаяли во тьме, и Хитров не сразу понял, что Алина окликает его:
— Чего они хотели, Толь?
— Ничего, — сказал он тихо.
И, презирая себя, шмыгнул в «жигуль».
31
В Варшавцево не было железной дороги, но был железнодорожный вокзал. Здание в стиле советского конструктивизма построили на опережение, рассчитывая, что шахтерский городок обрастет рельсами, но поезда пошли севернее. Вокзал переделали под электростанцию, позже — под склад для взрывчатки. В девяностых там находился ремонтный цех.
Стоял вокзал на отшибе, и фантазия юного Андрея населила его вампирами. Контрфорсы поделили здание на узкие вертикальные полосы, в которых ютились крошечные окошки. Красный кирпич растрескался. На карнизах зеленела трава, мох укутал крылечко. Уцелевшие витражи пускали солнечных зайчиков. Полуколоннам не хватало только горгулий на капителях.
Здесь ребята делали первую остановку. Ника просила Андрея рассказать о вампирах, и он описывал продутые сквозняками залы красного дома, галерею портретов в золоченых рамах, медные подсвечники на каминных полках, гробы и дремлющих упырей.
Глаза Ники горели, как кусочки слюды. Взявшись за руки, ребята шли дальше по летнему лугу, и Хитров бежал впереди, дразнясь. По горбатому мосту Влюбленных и дальше, в степь.
Стебли травы были сочными и вкусными, а солнце позволяло смотреть на себя сквозь закопченные стеклышки.
В зависимости от настроения друзья либо сворачивали к функционирующему руднику, где сновали по утрамбованным уровням оранжевые БЕЛАЗы, либо шли на север, воображая себя астронавтами, исследующими Марс. Сбоку громоздились отвалы пустой породы, серые горы, утыканные деревьями-верхолазами, самосевными соснами, такими непривычными в степи. Песчаник расчерчивали ровные царапины, следы бурильных установок.
