Только на третий день, часам к восьми утра, под нами внизу развернулся Агдам. И собственно не он, а его бесконечные сады, которые, как темная громадная куща, залегли между полями и пустырями предгорий. Спустившись в Агдам, мы сразу ощутили приятную свежесть от тени деревьев. Дорога шла все время между садами. Громадные деревья тянулись к небу. Вверх по этим деревьям всползали виноградные лозы…
Агдам – это громаднейший сплошной виноградник. Раньше здесь был винный завод. Армяне делали из винограда водку и коньяк. Теперь завод был совершенно разрушен; торчали только обгорелые стены, виднелись поломанные машины, от деревянных частей не осталось и помину. Все растащили татары.
Сами армяне прияли страшную смерть. Их живьем побросали татары в водку, которая стекала из-под виноградных прессов в огромные подземные цементные цистерны. В них-то и сделали татары наливку из армян на виноградной водке.
Теперь все было уже вычищено. Трупы давно похоронили, а сам завод стал зарастать буйной травой. Великолепнейший сад, какой только можно себе представить, в несколько сот десятин, принадлежит заводу. Но теперь и сад стоял запущенный, одичавший.
В Агдаме имеется две гостиницы, много лавок. В одной гостинице стоит 3-я сотня 2-го Хоперского казачьего полка, Кубанского войска. Другая гостиница отведена нам. Под гостиницей армянские лавки. Туда стала первая рота. Вторая рота поместилась за версту от первой, в усадьбе богатого татарина. Третью роту отправили дальше, на почтовую станцию Хаджалы, верстах в пятнадцати от Агдама.
Мы устроились отлично. Каждый штаб-офицер получил отдельную комнату, а младшие – комнату на двух. Я и Молчанов поместились при собрании. В этом же доме жили казаки, командир сотни Илья Прокофьич и его младший офицер, из бывших вахмистров. И здесь же по комнате заняли наши подполковники: Киселев и Вершицкий. Остальные офицеры расположились в здании рядом.
Дошлый делопроизводитель Владимиров достал в первый же день у татар несколько бутылок виноградной водки. Мы пили ее охотно, пока не узнали историю с наливкой из армян; узнав, брезгливо отодвинули. Мусульманам коран запрещает пить спиртное, а потому татары могли хранить остатки страшной наливки для ненавистных гяуров в виде мщения за репрессии.
Глава XI. Ученье
Вершицкий, старый кадровый офицер нашего батальона, с большим увлечением рассказывал за столом о чудной охоте, которая была раньше в окрестностях Агдама. Он побывал в своей молодости и в Кагызмане, и в Карсе, и здесь.
– Жаль, что нет товарища по охоте, – заключил он. – Разве вот Иванов, – да он далеко, в Хаджалах; а здесь, – он оглядел присутствовавших, – никого нет охотников.
– Разрешите мне быть вашим спутником по охоте всегда и везде, – сказал я. – Ружье я оставил дома, но выпишу теперь же.
– Это долгая канитель. Покупайте мое ружье, а я куплю у Владимирова. Он теперь забросил охоту.
– Отлично! – согласился я, и тут же мы совершили сделку. Я купил его ружье за пятнадцать рублей, а Вершицкий у Владимирова за двадцать пять.
Стояли ласковые сентябрьские дни. Роты и штаб устраивались. Занятий не было, и мы с Вершицким дня через три отправились на первую охоту, взяв с собою человек шесть солдат-загонщиков. Пошли по направлению на Евлах, прямо по шоссе. Селение кончалось за школой; мы свернули в какие-то странные кусты. Как на болоте, стояли на твердой почве кочки, а из них росли кусты длиннейших прутьев. Эти заросли тянулись далеко, далеко, верст на пять. Зайцев здесь было множество. Вершицкий уже убил несколько штук, а я все неудачно салютовал.
– Что это у вас не идет дело? – спросил Вершицкий.
– Очень просто, – я никогда не охотился и не знаю, как стрелять.
– Да куда вы целитесь? В зайца, что ли?
– Ну да, в самого зайца!
– Никогда в жизни не попадете. Ведь он бежит?
– Да, бежит, но ведь и дробь летит быстро, быстрее, чем заяц бежит.
– В том-то и дело, что нет. Дробь ведь не моментально доходит до зайца. Нужно время на ее полет. Если дробь летит до зайца секунду, то ведь за секунду и зайчишка пробегает немало. Вот дробь и осталась сзади… Вы нацельтесь и спокойно ведите ружье, следя за бегом зайца. Потом возьмите вперед примерно на его длину и тогда нажимайте крючок. Упустите длину зайца, перед его носом промахнетесь; не упустите, – попадете. Чем дальше от вас заяц, – тем больше вперед нужно брать. Ближе – меньше… Вот и весь секрет!
Я твердо запомнил слова Вершицкого. Однако меня так разволновала охота, что в тот день я не мог справиться с собой и вернулся ни с чем. На следующий день опять то же. Но я не унывал и ждал своего случая. Я знал, что упорство берет свое.
И вот чуть ли не на пятый день охоты случай пришел. Мы разошлись довольно широко и шли цепью. Те зайцы, что выскакивали недалеко от меня, благополучно удирали. Я не успевал выполнить правило, преподанное Вершицким. Или салютовал, или не стрелял.
Вдруг слышу крики: заяц! Смотрю – от Вершицкого бежит по направлению ко мне серый, бежит быстро, от меня довольно далеко, шагов шестьдесят. Место открытое, – словом, все благоприятствовало мне. Навожу на зайца, веду ружье за ним, беру вперед на его длину. Вдруг вспоминаю: если далеко, – надо больше брать. Взял с аршин вперед и выстрелил. Заяц перевернулся и лег на спину, заболтав ногами.
Вершицкий закричал – ура! Я снял фуражку и с торжеством помахал ею в воздухе. Теперь я был охотник. Я чуть не кинулся целовать милого зайчика за то, что тот так хорошо бежал. Солдаты смотрели на меня радостно.
– Наконец-то, ваше благородие, попали!
– Наконец-то попал! – повторил и я. – Это, братцы, не в мишень стрелять… Трудно.
– Вестимо трудно. Теперь дело пойдет.
– Думаю, пойдет! – согласился и я.
Вершицкий искренне поздравил меня, а я поблагодарил его за науку.
– Только вы чересчур волнуетесь, – сказал он, – нужно быть более спокойным и самоуверенным.
Этот день был удачным для меня. Я убил еще двух зайцев и был счастлив безмерно.
До начала занятий, которые начались пятнадцатого октября, мы с Вершицким исходили всю южную часть Агдама. На берегу реки Ходжалинки нашли Заячью Калифорнию. Прозвали мы так это место с тех пор, как в журнале «Нива» увидели картинку охоты на зайцев в Калифорнии. Сотни загонщиков верхом на лошадях загоняли тысячи зайцев в загоны, приготовленные заранее. В нашей Калифорнии не было тысяч зайцев, но, охотясь на этом месте, иногда до двух раз в неделю, мы всегда находили там по меньшей мере с десяток зайчишек, из которых парочка, а то и больше, доставалась нам.
Удача делала меня все более страстным охотником, и теперь я скучал, если день не был на охоте. Я стал уже ходить и один. Своим постоянным спутником я избрал Гроздицкого. Скромный сапер, поляк Гродненской губернии, стрелок он был изумительный и никогда не промахивался. Теперь Гроздицкий ходил со мной в виде охраны, с винтовкой. В награду за труды я давал ему иногда мое ружье. Нужно было видеть его счастье и трепет, когда он брался за двустволку. Что бы ни попалось тогда, откуда бы не выскочило или не вылетело, сбоку или сзади, неизменно убивалось им без промаха.
