– Нормальное человеческое желание, – сказал Александр.
– Кто же спорит? Но одновременно это доказывает, что Южная Пальмира – город с низким комфортом.
– Или им советская власть поперёк горла, – вставил Виталий.
– Кому-то и поперёк, но не всем же. Главным мотивом было и остается воссоединение семей. Я соглашусь, что для евреев до сих пор важно воссоединение семей, здо́рово их войны и гонения разбросали. Вторая мировая да и Первая мировая, а ещё можно вспомнить дело Дрейфуса… Но после сорок пятого года не столько много эмигрировало. Выпускать массово стали пять лет назад. Со всей Украины в семьдесят втором году выехало, по одним данным, восемь тысяч, по другим – шесть с половиной. И в последующие годы выезжало по столько же.
– Этого в её справочнике нет, – сказал Виталий. – Это ей папа на ушко шепнул, как большому историку. Вот родит мне сына и – опять кинется в свою науку! Выродит наконец-то свою кандидатскую диссертацию, а там и на докторскую замахнётся. Глядь – член-коррша, а то и академик! Меня к тому времени из армии выпрут, так, может, личным водителем возьмёт.
– А кто у нас папа?
– Тс-с! – приложил указательный палец к губам и страшно округлил глаза Виталий. – Папа – пенсионер «конторы глубинного бурения», но, как известно, бывших чекистов не бывает. Достала ты со своими евреями. Смылись да и смылись. Остальное-то население Одессы-мамы растёт!
– За счёт естественного приплода! Как и по другой, вполне банальной причине – некуда людям ехать! Кто нас где ждёт… – сказала со вздохом хозяйка.
– А вы бы вернулись в Одессу? – спросил Александр.
– У меня там родители.
– Вернулись бы, значит.
– Вы меня, Александр, извините, но мои живут уже четверть века в одном из самых благоустроенных микрорайонов, в просторной четырёхкомнатной квартире с горячей и холодной водой. От центра далековато, зато комфортно.
– Вот и верь после этого людям! – с шутливым возмущением воскликнул Виталий. – А как клялась: куда иголка – туда и ниточка! Так ведь и бросит бедного офицерика в чмаровской глуши! Откажется стойко переносить тяготы и лишения воинской службы и ратного труда.
– Не бросит, а прибьёт! – подхватила мужнин тон Людмила. – Сковородой! В порыве избавления человечества от нашествия ехидн.
– Выкормил на свою голову! – схватился за грудь в области сердца Виталий.
Шишкин-младший наслаждался этой перепалкой. Словно окунулся в домашний быт, когда так же принимались дуэлянтничать Шишкины-старшие. Однако как не отдыхает глаз на хозяйке этого дома, пора и честь знать. Он бросил взгляд на часы. Ого-го! Два часа пролетели незаметно!
– Объеденье! Дичь восхитительна! – отвесил комплимент, прощаясь с четой Манько. Бабдусины котлеты, безусловно, были вкусны, но Виталий явно заткнул повариху за пояс. – Перепела? Рябчик? Где охотился, Виталь?
– На водокачке он охотится! – опередила мужа, снова чарующе засмеявшись, Людмила. – Берет мелкашку и щелкает голубей на водонапорной башне. А потом солдатика посылает добычу собирать. И делится по-братски: себе на жаркое и в ротную столовую.
– Так это…
– Голуби, Александр Сергеевич. Символ мира. Но солдафонам, увы, мир противопоказан! – Людмила, продолжая воркующе смеяться, нежно прижалась к плечу мужа. Тут и психологом-сексологом не надо быть: в семье Манько царили любовь, понимание и единство душ.
Но Шишкину-младшему вмиг стало не до любви и понимания какого-либо единства душ. Он почувствовал, как в желудке недобро шевельнулось ещё минуту назад казавшееся восхитительным жаркое. Голуби рвались в небо или хотя бы наружу. Что, собственно, и последовало минуту спустя на спящей сельской улице…
4
Майор Каладжанов энергично подёргал толстую решётку, удовлетворённо кивнул и витиевато расписался в акте. Придирчиво проследил, как оставили в документе свои автографы другие члены комиссии – директор школы и колхозный парторг. Ещё раз уточнил у Доржиева:
– Сигнализация выведена на централизованный пульт в правлении, как и сберкасса?
– Так точно, товарищ райвоенком! – бодро отрапортовал Доржиев.
Каладжанов степенно вышел на школьное крыльцо и кивнул скучающим подле военкомовского «уазика»-«таблетки» солдатику-водителю и прапорщику:
– Заноси!
Доржиев и Ашурков тут же кинулись на подмогу. И в сумрак пахнущей свежей краской школьной оружейной комнаты вплыли два длинных ящика исключительно армейского вида. Соответственным оказалось и их содержимое. В одном маслянисто поблёскивали воронёной сталью два учебных автомата Калашникова, дополнительные магазины к ним и пара деревянных брусков-колодок, в каждом из которых капсюлями вверх гнездились по шесть десятков учебных патронов. Во втором ящике блестели смазкой три малокалиберных винтовки ТОЗ-9, что заставило Доржиева восхищённо зацокать языком.
Каладжанов гордо посмотрел на преподавателя НВП:
– Цени! Лично от меня!
– Вечно ваш, Мулладжан Ахметович! Но…
– Что «но»? – посуровел военком.
– Говорили, нам полагается четыре «тозовки»…
– До чего же ты жадный, Доржиев! – осуждающе покачал головой военком и снисходительно пояснил присутствующим: – Обычно мы оснащаем школы винтовками ТОЗ-8. Однозарядными. А вам выделили «девятки». Пятизарядные! Фактически готовое спортивное оружие. Ни у кого в районе нет! Посмотрим, как вы это оправдаете на сборах девятиклассников по окончании учебного года. Патроны к винтовкам здесь же. По количеству обучаемых. Давай, Доржиев, принимай оружие и боеприпасы. И распишись в ведомости. В каждой строке!
– Как я вовремя! – на пороге оружейки возник капитан Манько с патронным цинком под мышкой. – Здравия желаю, товарищ майор!
– Приветствую! – важно ответствовал военком, нехотя поднося правую руку к козырьку фуражки и демонстративно кося глазом на свою шинельную петлицу с танковой эмблемой. От стройбатовского ватника Манько его коробило. Масла в огонь подливала и разница в росте: майор, даже с учётом явно завышенных каблучков щегольских «хромачей», с трудом доставал капитану до плеча.
– А что это у тебя, капитан?
– Шефская помощь, товарищ майор. Командование выделило для обучения старшеклассников дополнительное количество патронов к малокалиберным винтовкам. – Манько сделал каменную «морду лица» и козырнул директрисе: – Попрошу внести в книгу учёта оружия и боеприпасов.
– Да тут на пятилетку хватит, – процедил военком, глянув на маркировку цинка. И хмуро посмотрел на Манько.
– Товарищ майор, а винтовки-то пристреляны? – озабоченно спросил Доржиев.
– Естественно.
И военком снова посмотрел на Манько, но теперь уже с хитрецой.
– А вот что мы сделаем, дорогой Сергей Балданович… Проедем-ка с винтовочками до карьера, да и отстреляем их комиссионно. Не желаете, товарищ капитан, компанию составить?
