– До чьей?! – тут уже оглушительно заржал Шишкин-младший.
– Ты чего? – испуганно глянул на него Ашурков.
– До чьей свадьбы-то? Если до вашей, то хорошо, а если до моей – тогда и представить не могу, сколь мне ещё ковылять!
Теперь уже хохотали оба, потом Ашурков ещё раз пообещал про бочку и удалился. А Шишкин, продолжая посмеиваться, совершенно ни к месту подумал, что в классе, помимо «умных» стендов, надо ещё оборудовать литературный музей-уголок. С натуральными экспонатами. Например, три черепа Тургенева, как обладателя самого большого в писательском мире мозга, ну и черепа соответственно. Вот и замуляжить – с припиской: «Копии с оригинала» – детский череп писателя, череп классика в юности, череп в зрелости… Метлу Бабы-яги туда, а может, в селе и ступа обнаружится. Клич ребятне бросить – такого понатащут!..
Но вскорости весёлое настроение улетучилось. Когда Александр взялся было ополоснуть под рукомойником чашки из-под вина. Мойдодыр был сух. Чайник показал только влажное дно. Оба ведра и канистра демонстрировали вакуум. И доблестный коллега стреканул, забыв об обещании притащить живительной влаги. Вот и верь после этого людям. Видимо, алкоголь, даже в незначительных количествах, действительно притупляет работу головного мозга. В голове автоматически всплыл почти что афоризм: «Трудовик после бутылки водки превращается в учителя пения. После второй он может преподавать философию». Хрень, конечно. Ашурков, вон, чуть-чуть вина лишь употребляет, не курит. Вот ведь эта кастовость и её стереотипы! Если трудовик – значит, пьяница и матершинник; если физрук – олицетворение тупости; математички и физички – сушёные воблы; химички – сама рассеянность, без конца устраивающая на уроках взрывы и поджоги; учителя иностранных языков – высокомерные снобы; историки – сплошь диссиденты; а словесники – экзальтированная заумь, нудно и безостановочно, с завываниями, декламирующая на уроках имажинистов.
Шишкин-младший тяжело опустился на табуретку, приоткрыл у Мойдодыра дверцу под раковиной. Помойное ведро разве что не плескалось через край. «Если бы я был капитаном Немо, – подумалось с неподдельной завистью, – и рассекал по морям-окиянам на «Наутилусе», у меня был бы замкнутый цикл использования воды…»
Однако содержимое поганого ведра выглядело столь непрезентабельно, что Шишкина тут же передёрнуло. У капитана Немо попросту не могло быть такого ведра. «Если бы…» Проклятое «бы»… Сколько же вреда от этой частицы!» – только и пришло в голову дипломированному с педагогическим уклоном филологу.
За окном промелькнуло что-то большое и тёмное. По крыльцу, а потом через веранду протопал слон, и в кухню ввалился Егор-глыба. «В баню? Какая, на хрен, баня!» – чуть не заорал вслух Александр, но увидел, что председателев сын втаскивает сорокалитровую молочную флягу.
– Здорово, инвалид! Воды вот тебе прихватил. Ты ж пока не ходок, ага? Ну, чо, как жисть? – Егор ногой пододвинул табуретку, уселся.
– Привет! – весело сказал Александр. – Житие мое… Сам видишь. – Вытянул вперёд забинтованную ногу. – Пока что аки пёс смердячий…
– Ничё, до свадьбы заживёт!
Шишкина затрясло в беззвучном смехе.
– Ты чё? – обеспокоенно ерзанул на табуретке Егор.
– Не обращай внимания, – махнул рукой Александр. – Это нервное… Припадок… Осложнение после травмы. Доктор говорит: временное.
– А-а… Доктор – это конечно… А доктор-то – Анжелка? – в голосе Егора, как показалось Александру, прозвенела ревнивая настороженность.
Сосед поднялся.
– Ладноть, пойду, однако. Да, нащёт фляги не беспокойся. В хозяйстве сгодится. Покедова…
– Спасибо! – только и успел сказать Александр в широкую спину. «Да я, прямо, телепат какой-то! Чего бы ещё такого пожелать?..»
И снова мысли вернулись к фельдшерице. Тандем Анжелика – Егор в воображении не вытанцовывался, но любовь, как известно, зла… Да и Анжелика – не простушка деревенская. Захомутать председательского сынка… А почему бы нет? Кто их знает… Что было до его появления, что есть, кто с кем… А Танюшка каршуланская… Хороша!..
Он вернулся к письменному столу, скользнул взглядом по незаконченному эскизу. Проглядев свои записи, подумал, что мельчить не стоит. На один ватманский лист задуманное не вмещается. Оптимальный вариант – склеить два листа. Заранее сколотить из рейки нужную рамку, потом намочить ватман и присобачить на рамку – высохнет, натянется почище бубна! Ещё в школьные годы чудесные Шишкин-младший на этом собаку съел.
«Вот, кстати, надо и этот фразеологизм не забыть, – подумалось деловито. – Как пословица-то полностью? Собаку съел, а хвостом подавился? Во-во, с колкой дров так и вышло. Ударно стаскал кучу чурок – самое большое и трудоёмкое проделал, а на ерунде… Да уж… О! Не забыть и о других полузабытых пословицах и выражениях, частичное использование которых в корне поменяло их смысл.
«Кто старое помянет – тому глаз вон…» Хорошо, что адмирал Нельсон никогда не встречался с Кутузовым за дружеским столом. Помянули бы старое и – полная слепота! Собственно, это и остальных, игнорирующих поговорку целиком, касается: «…а кто забудет – тому оба!»…
И примеры неточных переводов, как с мысью-белкой, дополнить. Вот твердят же все, кому не лень: «О мёртвых либо хорошо, либо ничего». Изречение, приписываемое то политику и поэту из Спарты Хилону, то римскому историку Диогену Лаэртскому. Но у обоих фраза содержит ещё два слова в конце: «…кроме правды». А ведь само собою напрашивается! Иначе, что получается? Абсурд получается! Говорить о том же Гитлере или другом подохшем злодее надо, значит, с похвальбой или молчать хором в тряпочку. Абсурд, но ведь все и всюду долдонят: либо хорошо, либо ничего… Хотя… можно и так сказать: «Хорошо, что его нет».
Вот и Сенека не ограничился сентенцией «Век живи – век учись», а, как и подобает философу, сформулировал свой постулат куда глубже: «Век живи – век учись тому, как следует жить».
А уж подогнать под себя крылатую фразу – это нас хлебом не корми. «В здоровом теле здоровый дух!» – в редком спортзале не увидишь этот лозунг, да ещё выполненный аршинными буквами. Но римский поэт Ювенал писал о другом: «Надо молить богов, чтобы дух здоровый был в теле здоровом». Разделял древний классик душу и тело. И правильно делал! Фигуры атлета или красавицы манекенщицы совершенно не означают, что и характеры их обладателей совершенны. Чаще, как раз наоборот.
Или молодящиеся дяди-тёти… Любят цитировать пушкинское «Любви все возрасты покорны», особенно, когда речь заходит о значительной разнице возрастов в связке «Он – она». Но откроем главу восьмую «Евгения Онегина»:
Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Её порывы благотворны,
Как бури вешние полям;
В дожде страстей они свежеют,
И обновляются, и зреют —
И жизнь могущая даёт
И пышный цвет и сладкий плод.
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мёртвой след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
Так что возраста поздние и бесплодные нервно курят в сторонке. И ни в коем случае не ссылаются на основателя Общества Иисуса, а проще говоря, ордена иезуитов, Игнасио де Лойолу, который, дескать, сформулировал гениальный лаконизм: «Цель оправдывает средства». И уж если цель – юная красавица, так плешивый бодрячок-пенсионер «и животик подберёт, и букет преподнесёт» Но генерал иезуитов не вседозволенность оправдывал – ударно за нравственность боролся, в строгом соответствии со Священным Писанием: «Если цель – спасение души, то цель оправдывает средства». Спасение Души!
