Шишкин хмыкнул. В сюжеты романтической любви Маруся не вписывалась никаким боком. В фильм ужасов – вполне: как заикой не стал после её визита, или, к примеру, страдай он запором… Да уж… Пуганула вьюношу по полной… Вот кабы Анжелика пришла его попугать!..
Шишкин вздрогнул и привёл себя в сидячее положение. А чего это он прохлаждается в постели?! Заря, понимаете, уже давным-давно встала во тьме холодной, а он к «удобствам» во дворе не сходимши, не побрившись, не умывшись, не жрамши. Свет-Анжелика заявится с толстой сумкой на ремне, а он и не готов.
Фельдшерица и вправду не заставила себя долго ждать, но Шишкин всё успел.
– Ну-с, больной, как мы тут? Как нога? Посмотрим-посмотрим… Та-ак… Уже лучше, – констатировала эскулап-прелестница, размотав бинт. – Наступать пробовал? Думаю, перелома нет, определённо ушиб и только.
Пододвинула стул.
– Ну-ка, клади ногу на стул. Шевели пальцами. Где больно? – Она склонилась и стала осторожно пальпировать синюшную стопу. Юбка так соблазнительно натянулась на бедре фельдшерицы, что Александр, даже ожидая боли в ноге, почувствовал, как внутри разгорается хорошо объяснимое волнение. Несколько мгновений он с ним ещё боролся. Но Вечный зов коварно толкнул под локти, вливая в уши старый анекдот: «Верите ли вы в любовь с первого взгляда?» – «У меня со зрением плохо. Щупать надо…»
– Ой! – Шишкин-младший, подавшись вперёд, со страдальческой миной обхватил бедро фельдшерицы. Как бы не нарочно – в инстинктивном порыве боли. Бедро было восхитительным!
– Так! Где больно? Здесь? – Анжелика умело стряхнула движением этой самой восхитительной части тела шаловливые руки пациента и внимательно посмотрела на Александра, продолжая медленно исследовать шишкинское копыто.
– Да вот… Где-то здесь… – промямлил Шишкин, прикрыв глаза.
– Понятно… – вздохнула Анжелика и вытащила из сумки уже знакомую банку с мазью Вишневского. По комнате вновь пополз смрад. Но на место ушиба опустилась прохлада. Анжелика прошуршала полиэтиленом и замотала ногу поверх компресса бинтом.
– Лежи, страдалец. Завтра зайду. К вечеру.
Александр сторожко прослушал уход Анжелики и откинулся на подушку. Ладони всё ещё сохраняли ощущение округлой упругой мягкости женского плоти. М-да-с, «давненько не брали мы в руки шашек»… Коварный колун впервые был помянут добрым словом. Впрочем, оно тут же растворилось в грустных размышлизмах.
«Аки раскатал губу! – мысленно погрозил себе пальцем Шишкин-младший. – Как пагубно воздействует на тонкую и ранимую душу чмаровская «атмосфэра», насыщенная флюидами «вечного зова»! Но на кого вы замахнулись, презренный! Такая эффектная дама, как Анжелика, вряд ли обделена мужским вниманием. Безусловно, и без его неуклюжих поползновений востребована, и вполне возможно, с положительной ответной реакцией. На хрена он ей сдался, юнец косорукий… Кстати, а вот сколько Анжелике лет? Наверное, около тридцати… Но хороша, чертовка, хороша!.. О, кто же сей счастливчик, ей расстегнувший лифчик?..»
Последнее пропелось вслух. Ох, эти чмаровские флюиды! Но и голос плоти, как бы сие похотливо не звучало, явление закономерное, не ведающее ни стыда ни совести. Ничего, короче, лишнего… м-да-с!
В покое нога не ныла, и Александр как-то незаметно вновь отошёл в царство Морфея…
– Я тут стучу-стучу… Почивать изволите? Как дела? Как нога?
Из кухни выглядывал мосье Ашурков. Александр вздрогнул спросонья и поднёс к глазам руку с часами. Без пяти два пополудни. И вздрогнул ещё раз, ожидая увидеть страдальческое личико Клавочки. Но сегодня Серёженька появился в одиночестве. Это несказанно обрадовало, если вспомнить вчерашние затянувшиеся посиделки со сладкой парочкой.
– Привет героям труда и автотракторного дела! – Александр, зевая, поднялся с кровати и проковылял на кухню. – Вот, как видишь, уже шагаю помаленьку. Слухи о моей смерти сильно преувеличены, как говаривал «папа» Тома Сойера и Гекльберри Финна. В смысле, не дождётесь. Чай, кофе?
– Не-е. Матрёна Филипповна чего-то сготовила, обидится.
– Матрёна Филипповна?
– Бабушка, у которой квартирую. Я, собственно, на минуточку. Валентина Семёновна интересуется, как самочувствие, какие просьбы.
– Молодец наша комиссарша! Какая забота о молодых кадрах!
– Зря иронизируешь. Клавочка её нахваливает, говорит, что работать с ней легко, весело. Она, говорит, такая выдумщица. Старается, чтобы и внешкольная жизнь у ребятни была интересной. Ты вот в интернате ещё не дежурил? А я уже два раза. Она и там успевает. Домой разве что только ночевать ходит.
– Я щас разрыдаюсь, а мне нельзя: я – ранетый.
За дурашливостью Александр постарался нивелировать язвительность в адрес замдиректора по воспитательной работе. Действительно, ни к месту.
– Слушай, Серёга, кстати насчет «ранетого». Чегой-то выпить захотелося. Вот как тебе в субботу, когда мы столь благополучно из ДК ускреблись. Купишь пару бутылок «Варны» или что там, в сельпо? Может, «Тамянка» есть, это ещё лучше.
Шишкин ковыльнул к вешалке, достал из кармана и протянул Ашуркову пятёрку.
– Ладно, – кивнул тот, – окажем больному содействие. Я тебе потом ещё воды принесу, а то, смотрю, скоро ни в лицо плеснуть, ни в чайник.
– Отец-благодетель ты мой!
– Это понятно, – озабоченно ответил Ашурков. – Вообще, Сергеич, надо бы тебе более солидной ёмкостью обзавестись. Типа двухсотлитровой бочки. Один раз воды натаскал – и всю неделю никаких проблем.
– Да, дело говоришь, – согласился Александр. – В машинно-тракторных надо узнать, там у них должно же что-то такое быть.
– Я узнаю, – по-хозяйски сказал трудовик. – Если там что и есть, так, скорее всего, пустые бочки из-под солярки или бензина. Бочку выпаривать надо, чтоб запах гэсээм убрать…
– Чего?
– Горюче-смазочных материалов! Литератор, а такого не знаешь!
– Два-ноль в твою пользу! – справедливо провозгласил Шишкин.
Горделиво вскинув голову, Ашурков ушёл, а Шишкин-младший энергично потёр ладони. Идея с ёмкостью, безусловно, здравая, он и сам уже задумывался над этим, но сейчас думалось о другом. «Есть женщины, за которых хочется выпить, есть женщины, из-за которых хочется выпить, а есть такие, с которыми хочется выпить! – Александр рассмеялся. – В конце, концов, никто ни на что не претендует. Всего лишь разведка боем…» Чмаровский вирус проникал в организм всё глубже и глубже.
Александр разогрел на электроплитке вчерашний презент поварих – духмяный гуляш, с аппетитом навернул полную тарелку, запил трапезу чаем с карамельками и ощутил прилив творческой бодрости.
«А не взяться ли нам, дорогой Александр Сергеевич, за общеполезное дело?.. И снова вспомним Марка Твена. Что он предлагал? Давайте жить так, чтобы даже гробовщик пожалел о нас, когда мы умрём… По-крайней мере, есть смысл попробовать. Открытый урок так и так состоится, хорошо бы к тому времени несколько оживить классные стены. Удивить, в хорошем смысле слова, коллег и наглядностью…»
