– А какая разница? – пожала полными плечами незнакомка. – Ну как, ты согласен?
Она встала. Синхронно поднялся и Шишкин. Дама приблизилась к Александру и вдавила ему в грудь пышный бюст.
– Са-ша-а…
– Да что вы, в самом деле! – вскричал Шишкин. – Что вам нужно?!
– Нежности и близости… Нежности… И близости… Стра-а-сти! И я… И я дам тебе это всё…
Глазки незнакомки подёрнулись поволокой, потом закрылись вовсе, а ещё что-то шепчущие пухлые губы, уже определённо складываясь для поцелуя, потянулись к губам Шишкина-младшего.
– Люби меня, Са-а-ша… Люби…
Теперь в Шишкина-младшего уже упирался мягкий живот, передняя поверхность довольно упругих бёдер. Её руки кольцом зажали поясницу.
– Прекратите… Вы! Прекратите!.. – выронив авторучку и трясясь, Александр попробовал отлепить от себя женщину, упирая обе руки теперь уже ей в живот. Но дама оказалась цепкой.
– Ты серьёзно? – промурлыкала незнакомка и притиснулась ещё крепче. – Неправда это, милый… Люби меня… Люби – и ты не пожалеешь. Я – вулкан страсти! Я – фонтан-н-н! О-о-о… – уже простонала она.
– Да отвали ты от меня! – испуганно заорал Шишкин.
Так заорал, что оконное стекло зазвенело.
– Вали отсюда… Шалашовка!
– Как хочешь… – снова пожала плечами незнакомка. – Но зря ты так… Зря… – И с тягостным вздохом она отлипла от Александра. Повернулась, покачивая округлым наливным задом, проследовала в кухню, неторопливо сняла с вешалки пальто, также неторопливо надела его. – Зря ты так, – прямо-таки назидательно повторила она и вышла.
Негромко и спокойно прозвучали шаги через веранду, аккуратно скрипнула дверь на крыльцо.
Но зато калиткой незнакомка звезданула так, что Александра дёрнуло как хорошим зарядом электротока. И ещё сильнее затрясло в непонятном испуге.
Ударив по выключателю, Шишкин в кромешной комнатной темноте прижался лбом к холодному окну. И сразу увидел свою посетительницу у палисадничка.
– Саша! Саша! Са-а-ша!
Он отпрянул от окна в простенок. Сердце колотилось испуганным кроликом.
– Про-ща-ай, Са-ша-а-а!.. Про-щай, люби-и-мый!
Вопли стихли. Выждав мгновение, Шишкин-младший осторожно, вполглаза, глянул в окно. Под лунным светом гостья удалялась вниз по улице.
Переведя дух и выругавшись, Шишкин поскрёб на груди футболку. Да что же это за суббота такая?! Театр абсурда, а не суббота! Или у него после дискотечного стресса мозги вынесло? А может, он спит? Ага, с храпом! Стоя, как лошадь! Он снова поскрёб футболку. Сердце несколько сбавило обороты, но всё равно ухало, отдаваясь в уши. Да уж…
Внутренний голос спасительно шепнул: надо включить дедукцию, но для начала запереть двери! И впрямь… В городе, только зашёл домой, сразу – щёлк задвижкой! А тут чего это он так расслабился?
Шишкин выскочил на веранду, щёлкнул шпингалетом, вернувшись в дом, накинул кованый крюк. И только теперь посмотрел на часы. Второй час ночи?! Дурдом!
Но всё-таки… Кто такая? И вот так – с налёту…
Откуда-то из подсознания вдруг всплыло: а ведь он воспринял незнакомку как родительницу кого-то из учеников! Зашла вечером узнать о своём чаде…
Хотя такое объяснение – это для идиотов. Родители в школу приходят, а не к учителю домой – чего выдумывать-то! В городе исключено, а уж на деревне… Да тут вообще подобное – из области ненаучной фантастики. Но как сей визит объяснить?
Объяснений не находилось. Только и лезло в голову, что это он либо с испугу тронулся, либо записался-зафантазировался, идиот, со всей этой шаталинщиной! Когда бы на часы глядел, то уже давно бы спал. А так… Свет горит, парень сидит. Чего бы не зайти скучающей дамочке…
«Ха! – осенило Шишкина-младшего. – Да это же, скорее всего, розыгрыш! Выпили в субботний вечерок после баньки местные бабёнки-разведёнки лишнего да и спор затеяли: а чего из эдака-такого выйдет? Подослали самую отчаянную, разбитную… Ведь какая-то театральщина произошла, ей-богу! Вообще-то, напугала изрядно… Но вот, опять же… Никакого запаха спиртного… Да и возраст уже не кавээновский… Ну дурдом сегодня какой-то! Дур-дом!..»
Предположения о розыгрыше или хмельном бабьем споре тоже показались маловероятными, совершенно за уши притянутыми. В удобоваримую логику не укладывались. А ещё… Александр не мог отделаться от ощущения какой-то неопрятности, исходившей от ночной гостьи. И какой-то опасности. Нет, не опасности… От этого ночного визита у Шишкина-младшего внутри возникло и уже не отпускало, хотя и не усиливалось, чувство некой тревоги. Необъяснимость ночного визита и тревожила, и злила, порождая внутренний дискомфорт. Так бывает, когда съешь чего-то сомнительного: и вкусно показалось, и ещё бы не отказался, но уже что-то шевельнулось в желудке, обещая изжогу, а то и вовсе несварение – увертюру к диарее.
«Силён! – в очередной раз поддел внутренний голос. – Мыслительный процесс достоин отдельной записи психиатра в общей истории болезни! От новаций передового учителя Шаталова через пространный экскурс в мир древнеславянской мифологии и до размышлений о поносе! Как бы и впрямь от впечатлений субботы, драгоценный ты наш Александр Сергеевич, не приключилась бы с вами медвежья болезнь! Если учесть, что с утра выпадает дальняя дорога при казённом интересе, то подобная дисфункция желудочно-кишечного тракта абсолютно ни к чему. А не отойти ли тебе-вам, батенька, в сам-деле, ко сну?»
4
Ранним воскресным утром невыспавшийся и злой Шишкин, хрумкая кроссовками «Кимры» первый ледок на лужицах и борясь с ещё не прошедшим ознобом человека, который встал в нетопленном поутру доме, приплёлся на колхозную молочно-товарную ферму. Вернее, на примыкающий к «мэтэфэ» молзавод – комплекс по первичной переработке молока, хотя никто там ни во что молоко не перерабатывал. Лишь хорошенько охлаждали, дабы без скисания довезти до города, уже на настоящий молочный комбинат.
Возле серой стены в моторных внутренностях видавшего виды «газона»-молоковоза копался шофёр-экспедитор Пётр Петрович Кущин.
– Долго спишь, пе-да-гог! – весело прокричал, высунувшись из-под крышки капота Кущин. – Молоко, оно не ждёт! Будем Маша да не наша – притараним простоквашу!
– Да вы поэт! – подхватил тон Шишкин.
– Ага! Особенно ежели мне плеснуть сто пятьдесят «с прицепом»! А дайте мне триста – пойду на подвиг чисто! Ну, чё, погнали?
И они погнали.
Молоковоз летел гоночным болидом по ухабистой просёлочной дороге, поднимая такие клубы пыли, что уже через пять минут в щелястой кабине висела плотная взвесь, которую не выдувал свистящий справа и слева воздух. Двигатель ревел, весёлый Кущин старался его перекричать.
– Ну, чё, как там моя Валька?! Ты, Сергеич, ежели чего, – сразу мне! Огуляю по пышной заднице ремнём! Одне кавалеры да танцульки на уме!.. А чё Кирька? В пятом он. Лопочет на уроках-то? Дома-то он у нас – сорока-щебетоха!
