Парни, угрюмо, в зловещем молчании отсидевшие сорокапятиминутку, если не считать пары реплик долговязого острослова в начале урока, зорко отследили весь этот променад и вышли из класса последними.
Шишкин подошёл к окну, открыл форточку, и сразу же с улицы влетел оглушительный гомон:
– А мы палочки писали!
– А у нас на стене ба-аль-шая азбука!
– А я мелом рисовала со-онце и травку!
– А мы завтра…
– А мы…
– А я…
Первоклашки. Для них первый учебный день уже закончился. Они важно выходили на широкое школьное крыльцо и, тут же теряя всю важность и степенность, звонкими воплями делились первыми школьными впечатлениями с родителями и прочими родственниками, которые и не подумали разойтись после линейки.
Уливаясь слезами умиления, мамы и бабушки оглаживали своих чад и совали им конфеты, шоколадки, пирожки и ватрушки. Немногочисленные папаши и деды осанисто смолили табачок, гордо поглядывая друг на друга и нежно – на своих галчат.
Всю эту трогательность Шишкин тоже лицезрел с нежностью. Даже в учительскую не пошёл, решив дожидаться появления шестого «Б» в кабинете. Да и что-то не хотелось в учительскую – некая робость обуяла.
Но подумав, кабинет покинул – надо же школьные приличия блюсти: в класс последним заходит учитель, все встают и – так далее.
Тоже вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью воздух. День выдался замечательный! Стопроцентное «бабье» лето! Лепота! Сейчас бы побродить по осеннему лесу… И вот тогда бы, наверное, родились вполне сносные строки, а не убогое пародийное рифмование с претензией на есенинщину или тютчевщину, только что сложившиеся в голове:
Гой ты, ширь родная,
Осень золотая!
Жёлтый лист кружится,
Под ноги ложится.
В небе – журавлиный клин…
Ты – одна и я – один.
Отцвела наша любовь,
Остудила осень кровь…
«В общем, где-то так…» – подумалось Шишкину. Чередой перед глазами проплыли светлые образы некоторых институтских подруг и других приятных девушек. «Было и прошло – твердит мне время…» – крутнулась в мозгах пластинка Евгения Мартынова. «Нет, – поправил себя Шишкин-младший, – грампластинка-то фирмы «Мелодия», а песня – Евгения Мартынова на стихи Андрея Дементьева. «Пора, пора, мой друг любезный, вам перенять совет чудесный: теперь вы в школе, вам – учить, а стало быть – педантом быть!» Другое дело!..»
– Александр Сергеевич! – лёгким касанием к рукаву обозначилась Клавочка-пионервожатая. – Вас Валентина Ивановна зовёт…
Визг электрозвонка-пилорамы вновь заставил вздрогнуть.
– Но у меня урок…
– Ничего, я ребят займу, нам как раз надо обсудить мероприятия на первую четверть, – успокаивающе, привычно прижимая руки к груди, ответила Клавочка. – Не переживайте, Александр Сергеевич, всё будет хорошо…
Шишкин-младший хотел ей насмешливо ответить, что такие переживания ему по барабану, но решил Клавочку лишний раз не напрягать. Хватит и того эпизода с колуном. Хочется ей исполнить благородный долг товарищеской взаимовыручки – и флаг ей в руки, барабан – на шею! Ур-ра! «Взвейтесь кострами, синие ночи…»
– Проходите, Александр Сергеевич, присаживайтесь.
Директриса отодвинула на край стола стопку картонных папок с замохнатившимися тесёмочками. – Как вам первое впечатление от знакомства с классом?
– Нормально.
– Все явились?
– Нет. – Шишкин раскрыл элегантный ежедневник с логотипом железной дороги на виниловой обложке – презент Шишкина-старшего молодому педагогу. – Отсутствуют четверо ребят: Богодухов, Макаров, Михайлов, Самылин. И Либядова…
– По парням я в курсе. Завтра-послезавтра вернутся. На дальних кошарах они. А Либядова, значит, не появилась?..
Директриса задумчиво постучала сардельками пальцев по лежащему на столе толстому стеклу.
– Вот что, Александр Сергеевич… Завтра у нас пятница… Если Либядова до субботы не появится, попрошу вас в воскресенье съездить в Верх-Алей. Непорядок… У нас она одна оттуда. Можно, конечно, позвонить, но чего там сельсоветских лишний раз будоражить. Может, приболела… Думаю, вам лучше, как классному руководителю, выяснить на месте. Заодно и по месту жительства теперь уже вашу подопечную посетите. Бывать у ребят на дому, видеть, в какой атмосфере они живут, какие у них условия для выполнения домашних заданий, поближе с родителями познакомиться – это тоже входит в обязанности классного руководителя.
– Конечно, Валентина Ивановна, – с готовностью кивнул Александр. – Это даже интересно…
Директриса вздохнула, перебрала папки на столе, поднялась и распахнула дверцы объёмистого книжного шкафа. Порывшись на полках, протянула учителю тощую картонную папочку.
– Личное дело Либядовой. Вам, кстати, личные дела девятиклассников следует изучить, не откладывая в долгий ящик.
«Да у меня и нет долгого ящика», – чуть не брякнул Шишкин-младший по своей дурацкой «комментаторской» привычке.
– По утрам в Верх-Алей и Кашулан молоковоз ходит с мэтэфэ. Пока он там молоко собирает – вам времени хватит всё прояснить.
Шишкин развязал на папочке тесёмки. Из кармашка на внутренней стороне обложки на него глянуло ничем не примечательное девичье лицо – широкоскулое, с маленьким острым носиком, напряжённо поджатыми губами и чёрными точками зрачков под белёсыми ресницами. Отсутствующая Катя Либядова.
Пробежал глазами по анкетным данным. Живёт с матерью-вдовой. Работает Либядова-старшая на свиноферме.
– Не ахти какой подарок, – прогудела директриса. – Восьмилетку с одной четверкой закончила, да и та – по физкультуре. Вон, гляньте сводный табель успеваемости… Одни тройки…
«Табель – она», – снова чуть было не озвучил замечание Шишкин. Горе от ума… горе. Ляпнешь вот так – и навсегда враг народа. С начальством не умничают.
– Хорошо, Валентина Ивановна, всё выясню. – Он пролистал тощее дело, выписал в ежедневник алейский адрес Либядовой. – Разрешите идти?
– Идите… Да, Александр Сергеевич… – остановила молодого учителя уже у дверей директриса. – Планирую завтра посетить у вас уроки. Поэтому с утра попрошу ко мне с план-конспектами.
– Хорошо, Валентина Ивановна, – с мягкой покорностью ответил Шишкин, хотя в продолжение «Разрешите идти» его подмывало проорать: «Так точно!» или какой-нибудь там «Яволь, экселенц!» – и оглушительно щёлкнуть каблуками.
…Уроки директриса посетила. Терпеливо высидела целых два – в опасливо притихших шестом и восьмом классах. План-конспекты изучила. Долго и тщательно вчитывалась в ровные строчки, выделенные в нужных местах разноцветной шариковой пастой.
Разрисовывать таким образом конспекты Шишкин-младший любил со студенческой скамьи. Его тетради с конспектами лекций, выписками из монографий и первоисточников всегда выгодно отличались от писанины сокурсников. И почерк – вполне, где-то даже восходящий к азам каллиграфии; и самим придуманные схемки по изучаемой теме, и выделенные разноцветом главные мысли и постулаты, цитаты и выводы. В этом на курсе Шишкину равных не было. Зато присутствовал заметный спрос на шишкинские конспекты среди менее радивой части студенческой братвы, особенно в сессионную пору.
