– Как раз! – вторили родители сопливых дошколят-пацанов. – Аккурат после десятого в армию. На дурь времени не будет. А армия человека воспитает, мужика!..
Двадцать пар глаз с любопытством рассматривали нового «классного». Парни – снисходительно. Их в списке девятого числилось семеро. На перекличку явились двое русоволосых крепышей, на единоборство с которыми Шишкин-младший не решился бы, и длинный, но тоже жилистый хлопец. Видимо, подумалось Александру, и отсутствующие хлопцы этим под стать. Уж чем-чем, а физическим трудом деревенские не обделены, вот и насчёт отсутствующих кто-то пояснил, что они ещё с чабанских стоянок не приехали.
Девушки прибыли в более полном составе. Даже новенькие – из близлежащих деревень, где функционировали только маленькие школы: в Шмаровке и Кашулане – восьмилетки, а в Верх-Алее и Алее – и вовсе лишь начальные. Девушек в классе по списку оказалось восемнадцать, на перекличке отсутствовала одна – Либядова Екатерина из Верх-Алея, маленькой деревушки в трёх десятках кэмэ от Чмарово. Верхалейская ребятня заканчивала дома четыре класса, потом на четыре года перебиралась в Кашуланскую восьмилетку, а уж оттуда – в Чмарово, если имелось намерение получить школьное среднее образование. Малышня из Алея продолжала учёбу в Шмаровке, а после восьмого – опять же оказывалась в чмаровской десятилетке. Учебную неделю жили старшеклассники, как уже читатель знает, в пришкольном интернате.
Прекрасная часть девятого разглядывала молодого учителя с особой тщательностью, которая отличает половозрелую особь противоположного пола от недорослей с косичками.
Понятно, что на свою первую в новой ипостаси перекличку Шишкин-младший припарадился почти по полной программе. Серый костюм, который использовался всего однажды – по случаю выпускного вечера в институте. Умопомрачительного блеска туфли чёрной кожи, остроносые, на заметном модном каблуке, вообще надеты впервые, отчего уже через полчаса шараханий из учительской на школьное крыльцо и обратно Шишкин-младший натёр левую пятку. Кремовая рубашка-батник, с только одной расстёгнутой, верхней, пуговицей, завершала наряд педагога. Поначалу на перекличку он планировал явиться при галстуке, полностью олицетворяя своим обликом высокое звание учителя. Но, подумав, от галстука отказался: перекличка – мероприятие полуофициальное. Полный парад – это первого сентября, хотя, по убеждению Шишкина, этот день – начало длительной церемонии похорон учительского здоровья. Вот и цветы приносят. Много…
Итак, двадцать пар глаз разбирали нового «классного» на атомы. Шишкин вновь и вновь мучительно ощущал прилив крови к щекам, но старался держаться непринуждённо, зачитывая вслух имена подопечных и отыскивая их владельцев в стайке класса. И справа, и слева его тоже вовсю сверлили взгляды – восьмиклассников и совсем уж взрослых девиц и парней – десятиклассников. Среди них тоже просматривался явный дефицит «мужескага» пола. Ничего удивительного в этом не было. Вымучив восьмилетнее образование, сельские пацаны стремились получить специальность – поступить в ПТУ, в техникум. Как уже позже понял Шишкин-младший, в девятый класс парни фактически сели вынужденно – не сумев поступить в желанный техникум. Стать пэтэушником проблема не стояла, а вот в лесотехническом, горном или железнодорожном «технаре» на вступительных экзаменах приходилось попотеть. И не всегда количество пота переходило в качественный итог.
После переклички Баррикадьевна устроила представление в двух частях. Часть первую – в буквальном смысле слова. Оба чмаровских новосёла-педагога были представлены действующему учительскому коллективу, а коллектив, соответственно, им. К своему стыду, Шишкин-младший мало кого из коллег запомнил с первого раза по имени-отчеству-фамилии, хотя и усердно чиркал их ФИО на листке. Нет, конечно, в связи со вчерашними трагическими событиями на пришкольном огороде «прибалтийский» облик биологички Веры Петровны в душу запал крепко. Как и давешний испуг «Дюймовочки» при виде Шишкина с колуном. Оказалось, что эту пигалицу зовут Клавочкой, фамилия её Сумкина, к начальным классам она отношения не имеет, а является школьной старшей пионервожатой и ко всему прочему – секретарём чмаровской комсомольской организации. Александр заметил, что Клавочка по-прежнему бросает на него испуганные взгляды и – совершенно противоположные – на армавирского коллегу, который тут же приосанился. Птичье в его облике, конечно, никуда не делось, но прорезалось нечто от вполне боевого петушка.
Улыбчивая бурятская парочка. Доржиевы. Ирина, вроде бы Цыдыповна, и Сергей, вроде бы Балданович, годков тридцати оба, оказались соответственно учителями физики и математики (она) и физкультуры и начальной военной подготовки (он). Насчет преподавания им НВП физрук, как понял Александр, узнал от Баррикадьевны только что и совершенно этому не обрадовался.
Шишкин тут же вспомнил щебет соседки Татьяны и сообразил, в чём скорбь коллеги: если прежний военрук замёрз в Новый год, стало быть, занятия по НВП в нынешнем десятом классе полгода не проводились, и всё это надо будет навёрстывать, а проще говоря, обучать выпускников заново. С другой стороны, а почему бы не заниматься сразу с обоими классами – десятым и девятым?
В результате этих своих никчёмных умствований Александр прослушал, что преподаёт суровая сухопарая дама лет сорока пяти, с заметной проседью в тёмных волосах, которую зовут Элеонорой Никифоровной. Разве что по паре пожеланий, адресованных ей завучем, Шишкин сделал осторожный вывод о принадлежности кого-то из близких родственников этой суровой Элеоноры к солдатам правопорядка – то ли супруга, то ли брата, то ли дядьки. Впоследствии выяснилось, что первое: муженёк – местный участковый, а она, как Доржиева, физичка-математичка.
Довольно привлекательная шатенка, ровесница Элеоноры, Лидия Михайловна Антонова, учитель английского языка, была подчеркнуто представлена Шишкину и Ашуркову в более весомой ипостаси – как супруга председателя сельсовета, что позволило ей Баррикадьевну перебить и рассыпаться восторженной похвалой в адрес Шишкина-младшего – за доставку из города в целости и полнокомплектности лингафонного кабинета, и Ашуркова – за самоотверженно-ударный монтаж столь ценного в учебном процессе оборудования в течение одного дня.
Завуч ещё кого-то представила, но Шишкин как их звать-величать и вовсе не запомнил, кроме замдиректора по воспитательной работе и одновременно учительницу по рисованию и черчению, поразительно похожую сразу и на артистку Зою Фёдорову из «Свадьбы в Малиновке» и на жизнерадостного Пятачка из мультиков про Винни Пуха. Так на листочке и вывел: Валентина Семёновна Пляскина – «Весёлый Поросёнок». И тут же придуманное прозвище густо заштриховал, чтобы никто случайно не увидел.
– С учителями начальных классов познакомитесь в процессе работы, – завершила Баррикадьевна представление педколлектива, милостиво разрешила учителям удалиться, но новичков притормозила.
– Теперь попрошу вас, Сергей Александрович и Александр Сергеевич, представить для утверждения ваши план-конспекты уроков на предстоящую неделю.
Ашурков захлопал глазами и ушами, а Шишкин сказал: «Щас!» – и, пока Баррикадьевна разъясняла трудовику его учительскую нерадивость, сбегал домой и припёр завучу стопу общих тетрадей. Заодно переобул убийственные туфли на не беспокоящие пятки кроссовки. Трудовику тут же было «поставлено на вид», а конспекты Александра завуч испещрила замечаниями, типа: «Чересчур лаконично!», «Увлекаетесь схематичной подачей материала!» и т. д. Но с удовольствием – это было видно невооружённым глазом! – ставила свои решительные росчерки-автографы под услужливо выведенным в начале каждого план-конспекта, в правом верхнем углу тетрадного листа: «Утверждаю».
