Мысли Шишкина-младшего опять перескочили на «квартирантов». Представил, как, уютненько переплетя ножки, лежат-полёживают эти суслики на его «полутораспалке» и зачитывают вслух, похихикивая, его опусы… Поубивал бы!!
«Это – Клавочка! Серёга по столам шарить не будет. Он больше «насчёт картошки – дров поджарить»: вывернуть наизнанку холодильник – вот на это горазд, а стишки… Да на хрена они нужны, когда по комнате голая Клавочка порхает. Дюймовочка хренова! Порхай она даже в пальто одетая – и тогда бы вся поэзия-фигезия Сержу по барабану… Конечно, это – Клавочка! И ты погляди… Ну прочитала, пусть даже ты восторгом подавилась! – а в газету-то зачем слать?! Тем более, без спросу…»
– Шишкин! – вмешалась в его гневные размышления Калюжная, похохатывая. – Вот Славка объявил, что это нам подарок на Восьмое марта. Так, Слава? – обратилась она к энергично жующему заместителю редактора. Тот, по-хомячьи набив рот, только кивнул. – А ты, Шишкин, и тут не удержался – себе подарок клянчишь. Да и губу-то не по мелочи раскатал! – И Калюжная громко и насмешливо взялась декламировать, пафосно вскинув газетный лист:
Подари мне утро.
На свете
чёрт те что
люди дарят друг другу.
Подари мне утро в рассвете,
что подобен застывшему звуку.
Ночь рождала мелодию в звёздах,
светло, радостно и невесомо…
Ничего никогда не поздно…
Подари мне утро.
От звона
тишины я хочу проснуться.
Подари мне утро —
несложно:
лишь на миг бы щекой
прикоснуться
до руки твоей осторожно…
Подари мне утро.
Обычное.
Голубое в своей тишине.
Они все у нас обезличены,
но средь всех —
подари одно мне.
– Саш, да ты не злись! – Валентина обошла вокруг стола и звонко чмокнула Шишкина в щёку. – Спасибо! Мне очень понравилось! Как, девочки?
– И нам! – в унисон вскричала, хлопая в ладоши, неразлучная и единодушная при голосовании на заседаниях бюро, но непримиримая в соцсоревновательной производственной борьбе парочка соперниц – секретарь комитета комсомола райцентровского совхоза Аня Коробкина и глава комсомолии Нагатино Татьяна Буланкина. Шерочка с машерочкой!
– У нас в селе тоже, я знаю, стихи библиотекарша пописывает, а ещё Евдокия Ивановна, учительша, что сейчас на пенсии. Её стихи про ветеранов тоже в газете печатали, в прошлом году, на День Победы! – радостно дополнила Буланкина. – А ещё девчонки в школе. У них там вообще мода на альбомчики бушует. Моя сестрица младшая та-а-кой себе разрисовала! Артистов фотки туда наклеивает, всякие будто бы умные изречения записывает, стишки. И всё про любовь… От горшка два вершка, а вот, поди ж ты…
Замред Слава наконец-то прожевал то, что жевал:
– У нас вообще район на таланты, как бы, богат, особенно на литературные. Нам письма со стихами каждый день, как бы, идут…
– А печатаете редко! – укорила его Анна. – Зато нудятину всякую. На это места не жалко! Особенно на дурацкие советы агронома! Откуда списываете? У меня дед с бабкой страшно возмущаются: мол, где эти писарчуки газетные живут? На чернозёме южном иль на суглинке вьюжном? А рецепты эти ваши кулинарные? «Возьмите щепотку истолчённого имбиря, добавьте куркумы…» Вот как заявится к вам в редакцию дед мой боевой! Да хорошо, ежели с нагайкой, а как шашку свою со стены сорвёт?! Ха-ха-ха-а!
– Вот ты ржёшь, а того не знаешь, – безулыбчиво посмотрел на веселящуюся девушку замред Слава, – что не всякий стих имеет право встать на полосу. У нас не стенгазетка клубная – районная газета! Орган райкома партии и райисполкома!
Замред поглядел на Шишкина.
– Александр Сергеевич, а как вы на такое наше, как бы, предложение посмотрите – вести на страницах нашей газеты, как бы, литературный клуб? Будете у нас периодически забирать литературную, как бы, почту и делать критическую, как бы, колонку. Допустим, раз в месяц, а? Название уютное изобретём. Типа «Зелёная лампа», а?
– Красиво… Мне нравится! – сказала Калюжная.
– Красиво, – кивнул Шишкин. – Только это до нас изобрели. «Пламя нашей лампы светит сквозь зелёный абажур…» Ещё в начале прошлого века, братцы, драматург и дипломат-переводчик Никита Всеволожский основал литературное общество под таким названием. Там и Пушкин, и Дельвиг, и Барков, Фёдор Глинка и другие будущие декабристы бывали. Довольно свободные нравы, замечу, царили, вольнодумство, озорство. Кстати, известная строка Пушкина «Желай мне здравия, калмык!»…
– Первый раз слышу! – вставила Калюжная.
– Глубже вникай в отечественную классику, дорогая Валюша! Так вот, эта строка об одном из правил «Зелёной лампы». Если кто-то произносил нецензурное слово, слуга-калмык Всеволожского тут же преподносил ему «штрафной» бокал вина со словами: «Здравия желаю!»
– Меня бы уносили оттуда пьяным вусмерть! – хмыкнул Лёша Булдыгеров.
– А потом, друзья мои, вольнодумцами заинтересовалась полиция, и встречи решено было прекратить. Но через сто лет, в Париже, российские декаденты-эмигранты Дмитрий Мережковский и его жена Зинаида Гиппиус возродили это общество. Решили, так сказать, создать некий духовный орден, инкубатор идей свободы. Свободного входа, кстати сказать, на заседания этого «ордена» не было. Приглашались только избранные, вроде Бунина, Алданова, Ходасевича, Тэффи, Ремизова… – Привычно начав умничать, Шишкин не сразу заметил, что навевает на присутствующих, мягко говоря, дремоту.
– Короче, сотрясали там литераторствующие эмигранты воздух, а когда, по-моему, в сороковом году, Мережковский умер, то и эта «Зелёная лампа» погасла. В Париже. Но одноимённые общества и в белогвардейской Маньчжурии возникали, и даже в Южной Америке – куда только ступала нога российского литератора, сбежавшего от советской власти. Это вообще какое-то эмигрантское название.
– Тогда можно назвать, к примеру, «Зелёный огонёк», – не стал далеко отступать замред Слава.
– Ага, – кивнул заворготделом райкома Антон Булкин. – Тайное общество таксистов-графоманов.
– Ну тогда… «Зелёная звезда»!
– Ага! Тебе читатели мигом зарифмуют это название!
– Ну, «Зелёный луч»…
– Лучше «Зелёный крокодил». «Зелёный-презелёный, как моя тоска!..» – пропел Антон. – Ты чего упёрся в этот зелёный? Любимый цвет, что ли? Или это ты намекаешь, что все доморощенные поэты ещё не созрели?
– Да нет, просто как-то уютненько… – вздохнул Слава. – Хотя, конечно, незрелых авторов хватает, тут и специалистом не надо быть, большинство графоманят, а некоторые даже, как бы, настырно…
Шишкин-младший вспомнил старую загадку: «Какого цвета стоп-кран на самолёте, если в поездах красный?»
– А вот, кстати, о графоманах, – сказал Александр, уже откровенно потешаясь. – Может, назвать литературный клуб на страницах газеты «Зелёный стоп-кран»? В смысле, что дорогу графоманам перекрыли…
– Народ не поймёт, – подумав, изрёк Славик. – Будем думать. Но сама идея как? Ну что, возьмёшься, старик?
