– А у нас-то эвана так… – вздохнул мрачный Виталий. – Кузов, как понимаю, деформирован основательно… Аккумулятор… но это мелочь… В город на СТО надо аппарат трелевать… М-да-с…
– Главное – сами целы! – жизнерадостно отозвался Жидков.
– Ну, это понятно… И ведь ты посмотри, Сашок, ремнями не были пристёгнуты…
– Да мы как-то медленно переворачивались… Или мне так показалось?
– Не показалось. И ехали не быстро.
– Ну так в этом, наверное, и причина…
– Чего теперь гадать… Ладно! – припечатал к столешнице ладонь Виталий. – Жидков! Оповестить офицерский состав нашей и верхалейской рот, а также старшего прапорщика Чумакова и старшину верхалейской роты, что вчерашний торжественный обед перенесён по техническим причинам на сегодняшний ужин. Так, Александр Сергеевич? – Манько глянул на Шишкина.
– Так точно, товарищ капитан!
– Место проведение прежнее. Время «Чэ» – девятнадцать часов…
Изголодавшаяся парочка вкусила жареной картошки, запила её обжигающим сладким чаем и подалась по домам.
На соседской половине двора сновала хохотушка-болтушка Татьяна. С любопытством оглядела Александра в просторной маньковской куртке.
– Добрый день! Никак рыбалили? Как клёв, где богатый улов?
Шишкин-младший не сразу сообразил, что ответить соседке, неопределённо кивнул, лишь потом придумал:
– Да там всё осталось, у вояк…
– Ой, вы вчерась уехали, а потом они нагрянули оравой! Гудели-шумели, всю улицу переполошили!..
– Припоздали малость, но потом мы встретились, а сегодня я их в гости позвал – у них же праздник: дорогу до Верх-Алея закончили!
– Да не может быть!
– Закончили. Теперь кататься по ней – красота!
– А что говорят? Переедут от нас?
– Вот этого, Таня, не знаю. Но спрошу у командира.
На соседское крылечко выскочили и о чём-то наперебой загалдели Татьянины отпрыски. Она подхватила их и скрылась в доме.
Александр вошёл в квартиру, оглядел сдвинутые в «зале» столы, письменный и кухонный. Сыр с колбасой на тарелочках подсохли и загнулись, огуречно-помидорный салат в чашке попахивал кислинкой…
Шишкин без жалости вывалил вчерашние угощения в помойное ведро и выволок его в зауборные бурьяны. Вернувшись, умылся и рухнул на кровать – до назначенного вечернего застолья времени ещё уйма, а спать хочется неимоверно.
Разбудил Виталий. Выгрузил из принесённой с собой коробки всякие вкусности, к которым Александр добавил содержимое неистощимого «Саратова». Накрыли стол по новой, не хуже вчерашнего.
К назначенному часу прибыл контингент гостей.
Но весёлого и беззаботного застолья не получилось. Сочувственные взгляды то и дело устремлялись на Виталия. Товарищеская трапеза упорно переходила в тризну. О верёвке в доме повешенного, конечно, не упоминали, но и так было ясно, что скорбь о мандариновом «жигулёнке» переполняет сердца. С нею и разошлись засветло, в начале десятого часа вечера. Так завершилось последнее приключение в перечне маньковско-шишкинских авантюр на чмаровской земле.
В оставшиеся июньские дни учитель Шишкин полностью погрузился в экзаменационную суматоху: восьмой и десятый классы сдавали русский язык и литературу – строчили выпускные сочинения под бдительными оками директрисы, Александра и классных руководителей.
А капитан Манько погряз в перебазировании своей роты за Верх-Алей. «Дан приказ ему на запад…»
Вскоре военный городок и стоящий с ним рядом ДОС опустели, чем поспешили воспользоваться шустрые чмаровские мужички, с завидной сноровкой опередив даже своего архихозяйственного председателя Потапа Потаповича. Пока правление колхоза перепиралось с командованием военно-строительной бригады, а точнее, с ответственными должностными лицами Центрального военно-строительного управления, обосновавшегося в областном центре, – о передаче недвижимых объектов военного городка с баланса на баланс, – с этих недвижимых объектов исчезло всё, что можно отломать, отпилить, увезти автомототранспортом и унести на горбу.
Очередные «графские развалины» зазияли провалами кирпичных глазниц… Украшена областная земля подобными «графскими развалинами», точнее, армейскими. «Открылась бездна звёзд полна; звездам числа нет, бездне дна…» Прозорлив был и мудр Михайло свет Васильевич! И про бездну, и про звёзды. Развалин и в сам-деле бездна-тьма, а звёзд на погонах всё больше и больше, и всё крупнее они и крупнее…
Об этом с грустью подумалось Шишкину-младшему, когда он расставался с радостным майором Манько. Получил-таки Виталий долгожданную звёздочку старшего офицера. На что Шишкин-младший, в силу своей испорченности, откликнулся предостерегающей, а не восторженной одой:
– Майор – ещё не старший офицер.
Стать капитаном может, например,
в порядке уставного наказания.
Майор – приятно, но условно звание.
А вот когда зимою или летом
на службе ты без устали с рассвета,
побрит и наодеколонен где-то,
а сапоги хрустят, как два багета,
плюс все военные хранишь секреты,
а подчинённые обуты и одеты,
в казарме с блеском вымыты клозеты,
в Ленкомнате читают все газеты
и в бой готовы с ночи иль с рассвета —
то неизменны на погонах два просвета.
Майоры! Строго помните про это!
Майор Манько с этим полностью согласился. Укрупнение звезды на погоне было приятно. «Встал на рельсы», как говорят иногда не только в железнодорожных войсках. Хотя выражение двусмысленное. Так и тянет к аналогии: «поставить на лыжи», чему вряд ли кто обрадуется. Радостным ходил Манько по другой причине. Его рота действительно немного передислоцировалась в западном направлении, но у неё появился новый командир, а бывший в самом деле встал на рельсы и покатил ещё западнее. Несколько дальше: вышло-таки у Людмилы и Ко выбить в Москве приказ об откомандировании супруга в Одесский военный округ.
Однако вернёмся из жаркого лета в студёную зимнюю пору.
Утром 31 декабря, с блеском отработав накануне Дедом Морозом (на пару со Снегурочкой-Клавочкой) на школьном новогоднем празднике и получив за это мини-отпуск от директрисы, Шишкин-младший удачно (были свободные места!) уселся в рейсовый автобус и в седьмом часу вечера прикатил в областной центр.
Город сверкал новогодними огнями. И Александр не смог отказать себе в удовольствии пройтись от автовокзала до родительского дома – странно, но подумалось именно так, отстранённо! – пешочком. Под ногами приятно поскрипывает свеженький снежок. Морозец – терпимо.
На центральной площади гремела музыка, переливалась яркими электрогирляндами здоровенная «ёлка». Александру, как и всем горожанам, была известна её тайна – толстый стальной ствол-труба с приваренными к ней короткими трубчатыми отростками. В них втыкали сосенки, и получалось бо-ольшое, поражающее воображение несведущего народа, дерево. Ничего не поменялось и в этом году. Разве что «ёлка» несуразнее выглядит.