Дудонин порылся в выдвижном ящике стола.
– А вот тебе устав нашей партии и программа – до партсобрания изучи. Видишь, что в заявлении прописано: «Программу партии изучил, с Уставом ознакомлен и обязуюсь выполнять…»
– А когда собрание?
– Извещу, – строго сказал Дудонин. – Скорее всего, в конце января – начале февраля. Готовься. Историю нашей партии почитай, следи за международными событиями, чтобы политически грамотно объяснить, если потребуется, что да как. А скорее всего, как раз и потребуется – что у нас на собрании, что на бюро райкома партии, всегда кругозор и политическое кредо выспрашивают…
Шишкин шёл домой, бережно неся аккуратно свёрнутые в трубочку два бланка партийной анкеты – на случай, если он, Шишкин, один «запорет», как выразился Дудонин. Голова пухла. Перед глазами вставали бессмертные Остап Бендер и слесарь Полесов: «Ваше политическое кредо? – Всегда!» В ушах повторялось дудонинское: «Наша партия, наша партия… наша…» А что, какая-то другая имеется? Не наша?
…Утомлять читателя описанием многоступенчатой процедуры приема молодого педагога Шишкина кандидатом в члены КПСС автор и в мыслях не держал. Всё прошло без сучка без задоринки. И без задора. В рабочем порядке. Собрание колхозных коммунистов – партком колхоза – бюро райкома партии. С соответствующими аксессуарами занудливости, в числе которых оказался извечный вопрос о принципах демократического централизма, а также ещё два: о советско-американских отношениях и состоянии успеваемости в чмаровской средней школе. В общем, к 23 февраля 1978 года Шишкин А.С. стал обладателем серой книжицы – карточки кандидата в члены КПСС.
– И это дело следует отметить! Как и нависающий День Советской Армии и Военно-Морского Флота! – торжественно заявил капитан Манько, подкатив домой к Шишкину-младшему на своём мандариновом «жигулёнке». – Сэ-эр! Карета подана!
Несколько минут спустя они очутились в Виталиной квартире, где из угла в угол дули ветры временного холостячества.
– Ну, как там Люда с Анечкой, как маленький? – спросил Шишкин-младший, усевшись на нерастратившей женско-домашний уют кухоньке.
– Лучше всех! – гордо заявил Виталий, облачившийся в свой «грудастый» передник и колдующий у плиты. – Димка поддаёт им жару! Наследник, Сашок, у меня боевой растёт.
– А намереваются вернуться? Не передумали?
Вопрос по сути риторический. Ответ известен. Уехав рожать второго, Людмила и не помышляла покидать родную Одессу. Наоборот, как разок пооткровенничал Виталий, подключила все возможные связи, чтобы выцарапать любимого супруга «из глубины сибирских руд» в Жемчужину у моря или куда-нибудь поблизости.
– Исключено, – подтвердил Виталий. – Теперь сюда и калачом не заманишь. А я и не маню. Там им лучше, сам понимаешь. Ну, может, что-то и выгорит из затеянной Людкой катавасии…
– Катавасия – это церковное песнопение, – не удержался, чтоб не сумничать, Шишкин-младший, – а в обыденной речи – путаница.
– Ну тогда «котовасия». От кота Васьки вас устроит? Кот в сапогах вон как хозяина в маркизы вывел!
– Ну и светит вам, ваше сиятельство, хоть что-то? Подвижки-то какие-нибудь имеются?
– Светит мне далёкая звезда… – Виталий вздохнул. – Мерцает нечто за тыщами парсеков. Эфемерное… Не будем пока боженьку смешить… Ну а у тебя?
Шишкин-младший зажмурился хитрым котом.
– Ага-а! – обрадовался Виталий. – И кто же эта несчастная?
– Ну почему «несчастная»?! – вроде как возмутился Александр. – Прослеживается нечто обоюдное и противоположное.
– Они были безмятежно счастливы… Давно прослеживается?
– Да вот уже… – Александр машинально загнул один, второй палец, но, подумав, сказал: – Месяц точно…
– Судя по твоим подсчётам в уме, – захохотал Виталий, – вечность! Так кто же эта счастливица? Колись! – Он страшно округлил глаза и угрожающе взмахнул ножом.
– «Ах, Таня, Таня, Танечка!..» – пропел Александр. – Простая доярочка из Кашулана. Но я, похоже, Виталь, втрескался.
– О как! – Виталий аж присел на табуретку. – Ну и?..
– А что «ну и»… Больше по телефону общаемся. У меня работа, у неё. До Кашулана, как знаешь, восемнадцать кэмэ…
– Это разве расстояние? – фыркнул Виталий. – Два часа для лыжника-дилетанта! У тебя лыжи-то есть?
– Да я и без них, было бы время, прекрасно обойдусь! – улыбнулся Шишкин-младший. – Туда же молоковоз каждое утро шныряет. Вот я утром туда, а на следующее утро обратно. Но это – с воскресенья на понедельник. А в другие дни, увы! Шесть уроков с утра. Каждый божий день, включая субботу. Плюс два раза в месяц в райцентре бюро райкома…
– Да, да, да! Помним, что вы теперь комсомольский «бонза»! Матереют люди!.. Но я рад за тебя, старик!..
Кабы так думали все… Да уж… Поездки Шишкина-младшего в Кашулан, да ещё с ночёвкой, быстро оказались на бабьих языках. От людей на деревне не спрятаться, как поётся в известной песне. В общем, или через ревнивых кашуланских старшеклассниц, либо из других источников, но вскоре Вилена Аркадьевна ужё обладала достаточным, как она посчитала, объёмом информации. И пошла ва-банк.
– Валентина, должна тебе сказать, что наш молодой словесник, который не без твоего участия в партию проник, что-то зачастил в Кашулан.
– И что? – внешне равнодушно отозвалась директриса. – И что, Вилена Аркадьевна? Да и терминология у вас: «в партию проник»… Вы ещё его врагом народа объявите.
– Без меня объявят, но и тебя, дорогая моя, в стороне не оставят.
Валентина Ивановна с сарказмом посмотрела на «мумию».
– Да-да, милочка! – сурово сказала Баррикадьевна. – Вот развалит там молодую семью, и будет шуму на весь район!
– Вы о чём, Вилена Аркадьевна? – с усталым вздохом спросила директриса. Периодические «закидоны» древней матроны давно напрягали Валентину Ивановну, но куда ж подевать это доисторическое зло! Всем ветеранам ветеранша. И ей, Валентине, школьные азы истории в уши вливала, и нынешний первый секретарь райкома партии у неё в учениках ходил. А с ним семье Непомнящих надо жить дружно. Тем более, сейчас, когда Потапу снова на «звёздочку» послали. А Волков – это Волков! Вцепится – не оторвать, хотя и сидит с её Потапом бок о бок на бюро обкома. Но в районе Волков – царь и бог. Вот то-то и оно…
– Я о Назаровой. Али забыла, как они кокетничали, когда Назарова на открытый урок приезжала? – вывела из рассуждений Вилена Аркадьевна.
– Что-то я не заметила. Да и не до кокетства Назаровой нынче – молодая мамочка… А потом, насколько мне известно, – насмешливо посмотрела на завуча директриса, – другая симпатия у Александра Сергеевича в Кашулане имеется.
«Ты погляди, всё знает!» – зло подумала Баррикадьевна, но такую осведомлённость она не исключала.
– Для отвода глаз это, Валентина! Для отвода глаз! Ну, сама посуди – кто есть такой наш молодой словесник и какая-то там кашуланская доярка? Девка деревенская и изнеженный городской мальчик, обеспеченный и, прямо скажу, – ба-аль-шой ходок по бабам! Какая цыпа к нему из города приезжала, а? А Ленке Анчуткиной кто глазки строит? И акула наша, Анжелка, тоже неизвестно в каких с ним отношениях… Я, конечно, свечку, уж извини, не держала, но земля слухом полнится… И потом, если уж к Назаровой вернуться. Поинтересуйся, дорогуша, где её благоверный?
