– И часто, Андрей, ты такой сбор заявок производишь? – удивлённо спросил Александр. Чудеса! Чтобы в городском кинотеатре такое…
– Ежемесячно. А как кинорепертуар формировать? Выручки не дам – меня в правлении прибьют. И народ у нас индийские песни-танцы любит… И про душераздирающую любовь… Вон «Сангам» – как раз по заявкам…
– А я бы про Фантомаса поглядел, – сказал Шишкин и мечтательно зажмурился. – Какая там Милен Демонжо!.. Лучше она только в роли Миледи в «Трёх мушкетёрах».
Клавочка с осуждением глянула на Александра. Понятно, что отбывшая в город Машенька Колпакиди, жгучая брюнетка а ля С. Ротару, являла собой внешне полную противоположность ослепительной французской блондинке. И тут же быстрый женский ум явно крутнул в голове Клавочки калейдоскоп догадок. По тому, как она бросила непроизвольный взгляд Шишкину на ботинки, тот догадался, о ком подумала Клавочка. А чего тут догадываться – об Анжелике. Чёрт! А ведь и в сам-деле похожа! Похожа фельдшерица на французскую кинозвезду! И Шишкин-младший снова в своих размышлениях, «из дальних странствий возвратясь», ощутил на коже ладоней бедро чмаровской красавицы, а в душе громко протрубил охотничий рог…
Однако призывный звук рога несколько сдвинула на задний план идейка, озарившая творческий ум при взгляде на киноафишу у ДК. Индийские киноленты и впрямь без песен и танцев не обходятся, независимо от того, мелодрама ли это, боевик ли. А вот если сделать таким же балаганчик про Красную Шапочку? Или, как это на Бродвее? Мюзикл!
И Шишкин поспешил домой, испытывая даже какое-то нетерпение запечатлеть на бумаге пока ещё, конечно, обрывки, совершенно обрывки, крошечные, абсолютно не связанные меж собой, но уже теснящиеся в голове и прущие наружу почище содержимого кастрюль и тарелок из весёлого рассказа Николая Носова «Мишкина каша».
Дома, быстро раздевшись, кинулся к письменному столу, схватил ручку и принялся поскорее записывать, дабы не забыть ничего, что сложилось по дороге:
О, миледи и милорды!
Наши первые аккорды,
как жила-была одна
невеликая страна.
Местность – боже, мама мия! —
что ни есть периферия.
Полтора десятка гор,
и на улицах затор
из машин и из людей…
Жил-был в той стране Злодей,
Сыщик жил-был в той стране,
жили в дальней стороне
скопом жители другие.
Деньги были золотые.
И сберкнижки тоже были…
И стране хватало пыли,
сажи, грязи и хлопот,
кто всё это уберёт.
Загрязнение среды
не несло пока беды…
Но принёс беду в момент…
уголовный э-ле-мэнт!..
– Вот так и сделать, с одесским акцентом! Э-ле-мэнт! – радостно сказал себе Шишкин. Он часто так, сам с собою, разговаривал вслух. Дурацкая привычка, но что поделаешь.
Пока ничего оригинального, своего, не вытанцовывалось. Всё шло в русле песенки-вестерна «Звездочётов». Злодей, понятно, гангстер Джон, ну, превратить его можно в Джека, а можно и Джоном оставить. Одесский Семэн из блатняка «Гоп-стоп» не покатит, слишком уж «гопстоповский». Сыщик… Сыщик с именем Том Варлей тоже не катит. Это уже – явный плагиат. Да и фамилия… На очаровательную «кавказскую пленницу» чего уж так наезжать – зритель-слушатель не поймёт… И – самое главное! Любое сценическое действие – это, прежде всего, монолог персонажа, или диалог, а то и вообще целый базар кучи народа. А здесь что выходит? А здесь выходит голос Копеляна за кадром! Для некоего ведущего, типа скомороха, вступление-описание только и подходит…
И новоиспечённый создатель бессмертного мюзикла погряз в раздумьях, машинально выводя на листе список возможных действующих лиц: Красная Шапочка, бабушка Красной Шапочки… Первая, нарисованная автором вестерна наглой девицей с ножом и автогеном, Шишкину-младшему не приглянулась. Внучка пусть будет внучкой, любящей бабушку, как в оригинале сказки. Бабушка… Бабушка пусть, конечно, останется богачкой, но надо объяснить зрителю-слушателю, откуда взялись её сокровища. Это – раз. Второе. Откуда тот же гангстер Джон узнал о бабкиных сокровищах? То есть, по законам детективного жанра, должен быть наводчик. Это ещё один персонаж… А какова его заинтересованность в деле? Самое логичное, что он и Джон – одна шайка-лейка. Это – два. И уж коли речь зашла о мюзикле, то его герои должны петь свои «арии», ну и по ходу действия петь-пританцовывать.
Авторучка воодушевлённого Шишкина-младшего тут же вывела: «Каждый персонаж исп. песню-представление, которой «знакомится» со зрителем…» Творческий процесс набирал обороты.
…Ветер дует холодный, и дует.
И по лету тот ветер тоскует.
Тротуаром плетётся мужчина,
у мужчины на сердце кручина.
Джоном мама бродягу звала.
Тридцать лет, как она померла.
Тридцать лет, как привык Джонни наш
в жизни хапать всё на… абордаж!
Шишкин-младший удовлетворённо откинулся на спинку стула, прикидывая дальнейшую характеристику главного злодея. Не нравилось лишь одно: это, опять же, слова для ведущего. И «хапать на абордаж» – вопиюще безграмотно! Абордаж – приём морского боя, сцепление кораблей, при чём тут «хапать»?.. Получается, пока – рабочий вариант. Как и портрет Красной Шапочки, тоже пока нарисованный лишь несколькими строчками-«мазками»:
Лет семнадцати краса.
Как полтинники глаза.
Вылито на два локо́на
три флакона «Ландатона».
Не смывают дождь и душ
на ресницах чудо-тушь.
В общем, так: девица в норме.
Туфли на такой платформе,
что сгорает сердце вмиг.
Вся она – последний шик!
Джинсы, кожа, бахрома
и серёжки – хохлома!
Тут Шишкин крепко задумался. Серёжки, разрисованные под хохлому… Это модно или нет? Ну, шампунь «Ландатон», превращающий любую даму в суперблондинку, – это сойдёт. А хохлома? Понятно, что тут оная возникла для рифмы. «Бахрома» – «хохлома». Или что-то другое придумать, без дурацкой «народности»?..
Несколько забегая вперёд, следует сообщить читателю, что мюзикла про Красную Шапочку в ту пору не состоялось. Но Шишкин-младший и Максим Ткачёв умудрились-таки соорудить «поэтико-музыкальный» магнитофильм длительностью аж в 90 минут! Его активно перегоняли с магнитофона на магнитофон студенты пед- и мединститутов, приятели соавторов.
А много позже появилась даже более осовремененная версия спектакля, предложенная областному драмтеатру. Но что-то канула она там, в дебрях литературной части храма искусств. Видимо, не удалось Александру и Максу подняться до необходимых драматургических высот.
4
А тем временем практически на противоположных концах Чмарово зрела крамола. Впрочем, выражение неправильное. Крамолу, если обратиться к древнерусским летописям, куют. Так что – ковали. На одном конце села этим занималась Анжелика. На другом – Вилена Аркадьевна, она же Баррикадьевна, она же Политизьма.
Отгремевшие юбилейные торжества, приезд Самого, но особенно его громогласное заявление о направлении в Москву документов на присвоение председателю колхоза звания Героя Соцтруда, окончательно убедили Вилену Аркадьевну, что… молодого словесника заслали в село по её душу. В партийных верхах – это Баррикадьевна знала железно – поспешно в народ и словечка не бросят, а тут такое заявление! Следовательно, под семейкой Непомнящих – председателя колхоза и директора школы – кресла крепки и непоколебимы.
