Что и говорить, Машенька была прекрасна. И эти блестящие чёрные косы, и миндалевидного разреза глаза шамаханской царевны, и всё остальное – настолько восхитительное и многообещающее, по мере её женского развития, что определение девушки как сокровища вполне соответствовало истине. Если к этому добавить, что черноокая красавица с незаурядной сноровкой перенимала у мамы-кулинарки её кухонные способности, а также открывалась с других приятных сторон, например, миленьким музицированием на фортепиано, – она умиляла всех и вся.
Вредные подъездные старушки, часами дежурившие на скамейке у подъезда в любую погоду, вытирали слезящиеся глаза и растроганно сморкались в платочки, лицезрея заботу Машеньки о младших Колпакиди – Оле и Коле, когда старшая сестра сопровождала эту парочку из школы или отправлялась выгуливать их в парке. Ангел, а не девушка!
И только Альбиной Феоктистовной Шишкиной юная прелестница воспринималась тревожно. Материнское сердце всё более и более, по мере взросления сына и соседки Машеньки, наполнялось пугающим, предынфарктным предчувствием беды. Эта восточная красавица отнимет у неё сына раз и навсегда – лишалась сна и покоя маман Шишкина, стоило только, хотя бы на мгновение, появиться в её размышлениях, и уж тем более реально-визуально, соседке Машеньке.
Вежливая, скромная, с бархатным тихим голоском, она прямо-таки зомбировала Альбину Феоктистовну, парализуя её волю. Удав и кролик. Кролик и удав. Роковое наваждение, в котором, конечно, никакой мистикой не пахло. Привыкшая к безусловному и само собою разумеющемуся главенству Шишкина-старшего в семье, Альбина Феоктистовна, грозная начальница и тишайшая супруга, ни умом ни сердцем не могла разгадать тайну безраздельного господства Электрины Христопуловны над импозантно-вальяжным Георгием Аполлоновичем. Куда только девалась вся эта вальяжность, стоило лишь супруге нахмурить густые чёрные брови и шевельнуть довольно заметными усиками над верхней губой… Ну не в возрасте же дело. Эля всего на два года старше Жоры, подумаешь!.. Прямо гинократия какая-то…
Маман Шишкина тут же переносила эту картину на потенциально-возможный, и тем трагически жуткий, мезальянс, в котором погибнет – конечно, погибнет! и никак иначе! – её единственная драгоценная кровиночка Сашуля-Сашенька.
А девушка и её мамаша настойчиво (чья настырность превалировала, Альбине Феоктистовне становилось определить всё труднее и труднее) обихаживали долговязую и бренчащую костями «драгоценную кровиночку».
Эх, сколько нервов и здоровья сберегла бы маман Шишкина, будь ей известно, что Машенькин девичий напор пугал будущего филолога тоже нешутейно.
С высоты убелённой возрастными сединами мужской житейской мудрости, безусловно, такому напору надо было бы радоваться. Разве плохо олицетворять свет в окошке и благоденствовать аки у Христа за пазухой? Вернее – как у Марии Магдалины, да не сочтёт читатель сие сравнение за богохульство. Но студент Шишкин ещё не располагал многолетним жизненным опытом, создающим запас требуемой мужской мудрости. Эх, молодость-глупость!.. Ах, эти метания и душевные происки!.. Ох уж эта тяга к свободе!..
Однако природа нашептала молодому человеку некоторую половую избирательность. Ну вот не лежала душа брюнета Шишкина-младшего к прекрасному полу такой же масти! Блондинки, даже крашеные, шатенки, рыжие – да, а вот брюнетки – нет. Наверное, какую-то роль сыграла в формировании подобного мировоззрения громогласная, колышущаяся в своей многопудовой телесности, сверлящая пронзительно-оценивающим взглядом из-под чёрного Ниагарского водопада перманента соседка тётя Эля с её усиками над верхней губой. «Вот и Машка в такую превратится, – вздрагивал юный поклонник блондинок, – кайла-а…»
А дамский греческий тандем всё настойчивее обхаживал потенциального жениха-соседа и его маман. Это уже просматривалось невооружённым глазом, это уже напоминало публичное и самозабвенное исполнение знаменитого танца сиртаки. Вот и ещё одна весомая причина для Шишкина-младшего свалить из родительского гнезда, хотя бы на некоторое время.
Нет, Саша, безусловно, осознавал, издержки желанной самостоятельности, освобождения от всевидящего родительского ока, от угрозы обретения брачных оков. Последнюю угрозу вообще можно запросто отвести – послать при случае соседку Машеньку подальше вместе с её черноглазой поволокой и актрискиными придыханиями. Но остальное…
Отлёт из тёплого гнезда чреват для птенчика всегда. Например, одновременно Саша лишался хрустящей простыни на постели и возникающих самым волшебным образом по утрам отутюженной рубашки на плечиках в гардеробе, блинчиков с повидлом и сгущёнкой на завтрак, умопомрачительного борща на обед и котлет с румяной хрустящей корочкой на ужин. А это заботливое: «Сыночек, ты обязательно покушай чего-нибудь горяченького на перерыве между лекциями…», сопровождаемое приятным хрустом красненькой купюры из маминых рук… Или батино откровенное: «С девками-то что, небось по кинушкам обжимаетесь? На-ка, вот. Культурно в кафе посидите…» И из отцовского портмоне в сыновний карман перекочевывала благородная фиолетовая денежка.
Культурно в кафе посидите… Чокнулись предки со своей работой! Да на батину двадцатипятирублевую субсидию вчетвером в центральном ресторане оторваться можно по полной, а с девушкой в любом кабаке и червонца маман – за глаза, ещё и на такси хватит мадемуазель по месту жительства доставить. Слава родительской заботе!
Шишкин-младший вовсе не ёрничал. Одно дело – ежедневная и нудная опека, а другое – эти «милые пустячки». Или как в очередной раз не погрузиться в нирвану благодаря поразительной способности матери доставать неизвестно где модные чехословацкие мокасины «Цебо» или виниловые новинки эстрады?
Но чем-то надо жертвовать в настоящем ради будущего. Это – аксиома. Хотя кому она нужна? Куда справедливее ничем не жертвовать сегодня и уверенно двигаться в Завтра, где тоже всё в порядке. Увы, не получается. Факторы, факторы, факторы… Да и куда денутся мокасины «Цебо» или модный «винил»? Блинчики, борщ и котлеты тоже. А рубашку или простынку учитель Шишкин и сам в состоянии погладить. Без помощи маман и, уж тем паче, Машеньки Колпакиди или… Да неважно! Зато что имеем в сухом остатке? Сво-бо-да! Она радостно встречает у входа в будущее, вернее, у выхода из настоящего. Сво-бо-о-да!!!
…Два летних месяца пролетели незаметно. Ну, во-первых, наличие в педагогическом вузе военной кафедры сняло проблему обязательности исполнения молодым человеком конституционного долга: кратковременные военные сборы по окончании института вылились в непродолжительное военизированное приключение, типа юнармейской игры «Зарница», но для старшего юношеского возраста, завершившееся получением зелёненькой книжицы – удостоверения личности пехотного лейтенанта запаса.
А во-вторых, офонаревшие поначалу, от решения Александра, родители несколько успокоились. Шишкин-младший поначалу подозревал, что родительское смирение – тактический приём, призванный усыпить его бдительность. Он поставил маман и папан перед фактом, а они поставят его. Но уже перевалил на вторую половину август, а никаких признаков родительского реванша не наблюдалось. Наоборот, мать активизировала суету по сборам сына в сельскую «глубинку»: шёл закуп партий носков, маек, трусов; складывалась в отдельную внушительную коробку какая-та посуда; в другую – комплекты постельного белья, полотенца… А очередное, под каким-то очередным благовидным предлогом, появление в квартире Шишкиных тёти Эли и её Машеньки убедило Александра ещё больше: мать после их ухода что-то такое буркнула. Типа заколебали.
