Кухня оказалась очень уютной, сразу было видно, что хозяйка любит и умеет готовить, наводить чистоту и блеск. Каждой вещи здесь было назначено свое место, и все было под рукой и тоже к месту. И обеденный стол был накрыт красивой льняной скатертью с ручной вышивкой по ободку, и на краю стола лежала стопка таких же накрахмаленных льняных салфеток, с той же самой вышивкой.
Таня вдруг вспомнила свою кухню – пример удобного бытового минимализма, где тоже все вроде бы под рукой, но не так нарядно и празднично. А здесь… Даже рукой задеть эту скатерть страшно, вдруг оскорбишь нежную крахмальную белизну. Это ж сколько надо времени домашнего убить, чтобы стирать ее, крахмалить да гладить! И как же надо любить при этом свой дом…
А впрочем, это не ее дело. Вернее, нет у нее права даже думать на эту тему. Чужой дом – чужие порядки. И без того чувствует себя на чужой территории как преступница-самозванка. Но ведь она и есть самозванка, хоть и поневоле. Но нельзя же было отказать Сереже в сложившейся ситуации… Да, он не подумал, как все это выглядит, но ведь ему и впрямь не до того сейчас!
Открыв холодильник, она пробормотала растерянно, разглядывая его нутро:
– Так, что же нам такое приготовить на ужин…
– Да вы не парьтесь, тетя Таня, – сочувствующе произнесла Верочка, садясь на кухонный стул. – Давайте просто салатик сделаем да сосиски отварим, если уж вам так хочется нас накормить. Но вот честное слово, совсем не хочется есть, ни капельки… У меня, например, в животе только страх сидит и никакую еду не пропускает. А вдруг маме операцию плохо сделают?
– И у меня тоже страх… – вздохнула Надя, глянув на сестру. – Вот если бы точно знать, что с мамой будет все хорошо!
– С мамой будет все хорошо, девочки! – проговорила Таня, доставая из холодильника овощи для салата. – Иначе и быть не может!
– Да вы-то откуда знаете… – грустно ответила ей Надя. – Вы ж не знаете ничего. Мама ведь долго болела, когда папа уехал. И тетя Оля к нам все время приходила, она врач, этажом выше живет. И ругала маму, потому что она папе ничего не рассказывает. И даже хотела сама ему позвонить, но мама рассердилась и ей не позволила. И нам не разрешала папе ничего говорить. А однажды я ночью встала, пошла в туалет и услышала, как мама с тетей Олей на кухне разговаривают. То есть они как раз в это время ссорились, и тетя Оля ругала маму, что она так ведет себя безответственно. И еще кое за что маму ругала… А мама плакала и говорила – не могу, не могу… Только я вам не буду рассказывать, за что тетя Оля маму ругала и почему мама плакала. Потому что это тайна, об этом говорить нельзя. Неприлично. Вот.
– Ой, да какая тайна! – сердито перебила сестру Верочка. – Просто папа уехал в командировку не один, а с другой женщиной! Но это как бы не считается, потому что… Потому что он все равно бы к нам вернулся. Он же не может без нас, это же понятно!
– Верка, прекрати! – сердито прошипела Надя. – Что у тебя за язык такой, а? Вечно разбалтываешь посторонним то, что нельзя разбалтывать!
– Так тетя Таня же не посторонняя… – произнесла Верочка, оправдываясь. – Она же с папой вместе работает, что ты, Надь… И если папа попросил тетю Таню за нами присмотреть, значит, она свой человек!
– Да просто некого было попросить, вот и попросил! – парировала Надя, нисколько не смущаясь присутствием Тани. – Тетя Оля в командировку уехала, бабушка в больницу попала, а тетя Юля с дядей Володей в отпуске! А у Вершининых дети болеют, а у Самойловых переезд на другую квартиру… Все так в одной точке сошлось, понимаешь? Вот и пришлось. И не надо болтать лишнего, человеку наверняка не интересно, что в нашей семье происходит!
– Девочки, а чем будем салат заправлять, маслом или сметаной? – спросила Таня, пытаясь придать голосу больше озабоченности. Очень хотелось спрятать за этой никчемной озабоченностью собственный страх разоблачения.
– Мама обычно пополам заправляет, – быстро ответила ей Верочка, – то есть немного оливкового масла, немного сметаны.
– Да? Тогда и я так сделаю… – кивнула Таня. – Очень интересно, надо на заметку взять…
– Возьмите, возьмите! – добродушно позволила Верочка. – Очень вкусно получается! И никому не обидно! Потому что я люблю со сметаной, а Надя любит с маслом!
– Мама вообще очень вкусно готовит… – почему-то слегка обиженно произнесла Надя. – У нее такие рецепты есть, такие… Про которые вообще никто не знает, вот! К нам когда гости приходят, все в один голос говорят, что папе с женой повезло! Да и говорить даже не надо, потому что это и так понятно! Мама очень папу любит, и папа маму тоже… А эта женщина, которая с папой в командировку уехала… Это так, ерунда… Просто недоразумение какое-то. И зря мама переживала, не надо было! Наверное, теперь эта женщина радуется, что маме плохо. А только пусть не радуется, потому что папа все равно маму любит! И никогда ее не бросит, вот! Потому что таких женщин, как наша мама, не бросают!
– Ну все, ужин готов, девочки… – тихо проговорила Таня, чувствуя, как дрожит в голосе та самая нотка виноватого испуга. – Идите мыть руки и за стол…
Ужинали молча. Таня нашла на подоконнике спасительный пульт от телевизора, и все дружно следили за перипетиями популярной программы, где много кричат, много обвиняют, много и горячо спорят и где телеведущий блистает обаянием и раздает направо и налево свои неподдельно искренние эмоции.
Да, это была передышка. Можно смотреть в экран, можно есть салат, не чувствуя вкуса, и можно немного прийти в себя. Обозначить себя в чужом пространстве хоть как-то. А что делать, если так все сложилось? В конце концов, по своей воле она бы сюда ни при каких обстоятельствах не пришла. Но и Сереже не могла отказать – в этих обстоятельствах… И вообще, хватит самоуничтожаться, ну сколько можно уже? Как говорит Сережа – надо жить и надо исполнять свои обязанности. Пусть и временные, но обязанности.
– А вы что, и ночевать у нас будете, да? – вздрогнула она от Надиного вопроса, в котором явственно слышались нотки недовольства. Но эти нотки тут же были и перекрыты Верочкиным скороспелым благодушием:
– Ой, да конечно, оставайтесь, куда вы пойдете так поздно? Вон как противно на улице! И ветер, и дождь со снегом! Оставайтесь, а то мне страшно будет. Надька не боится, когда мы в квартире одни остаемся, а я боюсь. Мне все время кажется, будто кто-то ходит по комнатам, и долго уснуть не могу…
– Я вам тогда в гостиной на диване постелю, хорошо? – деловито предложила Надя, коротко и с досадой глянув на сестру. – А в спальне не постелю, это мамы и папы место. А посуду можете не мыть, мы с Веркой сами помоем. Раз вы ужин готовили, то мы посуду. Чтобы все по-честному. Вас же папа присматривать, а не убирать за нами просил!
– Хорошо, как скажете, девочки.
– Верка, тогда ты будешь мыть посуду, а я пойду белье постельное искать, поняла? – скомандовала Надя, вставая из-за стола.
– А почему я – посуду? Давай наоборот? – возмущенно подняла бровки Вера.
– Да потому! Ты же никогда не знаешь, где что в доме находится! Вечно в облаках витаешь! А я все знаю! Так что не спорь, а делай, что тебе старшие говорят!
