– Да ладно, по мне…
– А дети дома, Валь?
– Нет. Их нет дома. И весь выходной не будет. И я тоже опаздываю, мне уезжать надо. Так что извини, Таня…
– Это что значит, не понимаю? Ты мне предлагаешь развернуться и уйти, что ли? Вообще-то я домой приехала, Валь!
– Домой, говоришь? А чего так рано-то? Ты ж вроде на целый год нас бросить планировала? Или что-то в планах поменялось, а? Не срослось что-то с великой любовью, да, Тань?
– Валь… – устало вздохнула Таня. – Давай поговорим спокойно. Не в дверях. Дай мне пройти.
– Ну что ж, давай поговорим, – вдруг согласился Валентин. – Если ты настаиваешь, отчего ж не поговорить…
Он отступил в глубь прихожей, давая Тане пройти.
В прихожей пахло духами. Хорошими. Дорогими. Но она не любила такой терпкий запах и никогда ими не пользовалась.
А еще в прихожей на вешалке висело пальто. Чужое. Женское. Очень модное. И ботинки стояли в углу. Стильные, высокие, на толстой тракторной подошве.
Она подняла на Валю глаза, и он встретил ее взгляд очень уверенно, будто подтвердил – да, ты все правильно подумала. И правильно догадалась. В доме живет другая женщина. Даже искра торжествующей злорадности мелькнула в его взгляде, и пробежал внутри удивленный холодок – слишком несвойственны были ее мужу такое торжество и злорадность.
В гостиной тоже наблюдались признаки чужого женского присутствия. Диванные подушки обрели новые шелковые чехлы, и на подоконнике появились горшки с цветами, чего Татьяна терпеть не могла. Всегда считала мещанством эти ряды цветочных горшков на подоконниках.
Валя приглашающим жестом показал на кресло, как гостье, которая пришла по делу, и надо поскорее это дело решить, чтоб выпроводить ее восвояси. Все это действовало на нее ужасно, будто земля уходила из-под ног. И голос прозвучал неуверенно, с жалкими дрожащими нотками:
– Что все это значит, Валь? Я не понимаю…
– Ты хочешь, чтобы я назвал вещи своими именами? – спросил Валя, садясь напротив и в упор глядя на нее.
– Да. Хочу. Назови вещи своими именами, пожалуйста.
– Что ж, я назову, отчего ж не назвать? Ты полюбила другого мужчину, ты уехала с ним в другой город. Правильно? Или что-то не так?
– Да. Но…
– Давай безо всяких «но», Таня. Ты уехала, ты меня бросила. Теперь здесь живет другая женщина, ее зовут Наташа. Она любит меня, она любит моих детей. Я ее тоже люблю. У нас все хорошо, Таня. Надеюсь, я назвал вещи своими именами? Ты удовлетворена?
– Нет. Нет! Я не удовлетворена. Где мои дети, Валя? Я хочу видеть детей!
– На данный момент это невозможно, они на даче.
– На какой даче?
– На даче Наташиных родителей, они проводят там каждый выходной, свежим воздухом дышат. Наташины родители очень к ним привязались, знаешь ли. Души в них не чают…
– И поэтому ты не позволил им видеться с моими родителями, да? Валя, да что с тобой, что ты делаешь вообще? Я не узнаю тебя, Валя… Будто другой человек стал…
– Так я и стал другим, ты права. А что мне оставалось делать, по-твоему? Жить по твоему сценарию? Сидеть у окна и ждать, когда ты через год вернешься? Сопли и слезы на кулак мотать? Неужели ты сама не предполагала, что сценарий твой липовый и бездарный, что не получится из него того кино, которое ты придумала?
– Но ведь ты согласился, Валь…
– Да, я согласился. Когда человек находится в нокауте, он на все соглашается. А ты меня отправила в нокаут, Таня, и мне надо было как-то выкарабкиваться. То есть аннулировать все соглашения, которые…
– Прости, Валь… – Слезы душили Татьяну, и она говорила, с трудом выталкивая слова. – Прости меня, пожалуйста. Я не думала, что все это так… Я не отдавала себе отчета…
– Да ладно, теперь это уже не имеет значения. Что сделано, то сделано.
– Но я… Я не думала, что… Я тоже была в каком-то смысле в нокауте, Валь!
– Это ты свою великую любовь называешь нокаутом, что ли? – усмехнулся Валентин. – Да ладно… Ты еще до конца не понимаешь, что значит настоящий нокаут, Таня. Ты меня так ударила под дых, что я долгое время вздохнуть не мог. Да, мне показалось вначале, что я смогу все принять. И ждать тебя этот год смогу, и потом простить все. Но тут вдруг понял – нет, это невозможно. Да, я тебя очень любил, ты знаешь, как я тебя любил. А потом… Нет, я не смог. Да и какой нормальный мужик сможет позволить производить над собой такие эксперименты? Нет, Тань. Такого ни одна любовь не выдержит, даже самая сильная. И знаешь, что самое отвратительное во всей этой истории?
– Что, Валь? – спросила Татьяна тихо, почти без интонации.
– То, что я тогда согласился на этот год… Согласился! И сам себе стал противен донельзя! О, как я сам себя презирал, если б ты знала…
– И потому быстро нашел выход? Наташу нашел?
– Да, если хочешь. Нашел. Сначала просто искал по объявлению женщину, которая будет детей забирать из школы, а потом… Потом все само собой получилось. Наташа подружилась с мальчишками, стала частью нашей жизни. И я понял, что еще кого-то могу любить, кроме тебя. Я будто на свободу вырвался, Тань. Да, у нас все хорошо, и я прошу тебя, пусть у каждого будет своя жизнь и своя любовь. Ты не мешай нам, пожалуйста.
– То есть как это – не мешай? Ты мне предлагаешь вообще исчезнуть? То есть умереть, что ли?
– Ну, зачем так… Нет, мы с тобой разведемся, если хочешь, квартиру поменяем, или я тебе другую куплю.
– А детей? Детей мы пополам распилим, да? Одна половина тебе, другая мне? Кстати, что ты им сказал про меня?
– Правду сказал.
– Какую правду?
– Самую правдивую правду. Про твою неземную любовь. Про год. Про то, что я хотел ждать, не смог. И они меня поняли, Тань. А тебя – нет. И они привыкли жить без тебя. Так что…
– За три месяца – привыкли? – воскликнула Таня, забыв про слезы. – Что ты такое говоришь, Валь? Ты сам-то себя слышишь?
– Да, именно так, привыкли! Им обида на тебя помогла привыкнуть! Детская обида – это даже не нокаут для взрослого мужика, это гораздо хуже…
– Ты не должен был говорить им всей правды, Валь.
– Я вообще тебе ничего не должен, Таня.
– Да я не про себя. Да, мне ты ничего не должен. Но детям… Им нельзя было! Это уже удар ниже пояса, понимаешь?
– Ну, это же ты у нас мастер ударов ниже пояса, не я… – фыркнул Валентин. – Никто тебя не заставлял бросать детей, класть их на жертвенный алтарь своей великой любви. Как получилось, так получилось, надо принять все по факту, Таня. Дети будут жить со мной и с Наташей. Тем более они ее приняли. И она их полюбила, поверь. Она очень добрая и искренняя, и родители ее приняли Даньку и Егора, как своих родных внуков. Кстати, я к ним на дачу сегодня должен ехать, они ждут. Волнуются, наверное, что я опаздываю. Надеюсь, мы обо всем поговорили, Тань? Я могу ехать?
