– Может, в отпуск махнем, а, Танюш? На теплые моря? До первого сентября как раз две недели осталось, успеем до школы…
– Ты уже был в отпуске в мае, тебе не дадут! – ответила она резко, отводя глаза.
– А я за свой счет выпрошу! Я договорюсь! Поедем, Тань, а?
Его тихий вопрос прозвучал словно крик отчаяния. Жалко его стало – хоть плачь. Такой сильный, красивый мужик – и раскис от любви своей бестолковой…
А она сама что, не раскисла? Тоже ведь током бьет, когда она видит Сережу, обнимает Сережу, думает о Сереже! Ну вот за что им все это? За что?!
Говорят, нельзя спрашивать – за что. Надо спрашивать – для чего. Значит, не зря дано это испытание-счастье. Значит, нужно принять его и пережить, не убивая свалившимся счастьем своих близких. Для того и нужен его величество компромисс, чтобы…
Нет, это невозможно. Нет конца этому внутреннему мучительному монологу. Пора уже. Надо выходить из машины и идти домой, и говорить с Валентином. Надо, надо…
Валентин был дома, вышел ей навстречу, прижимая к уху мобильник.
– … А вот и мама пришла, Дань… Да, конечно, в выходной мы приедем. Что бабушка говорит? Плохо кушаешь? Ну, это не дело, брат… Надо хорошо кушать, а то не вырастешь. Ладно, привет всем передавай. Бабушке, дедушке, Егору… Да, я скажу маме, она тебе потом позвонит. Пока, Даня. Целую, сынок.
Пока Валя разговаривал с сыном, она успела пройти в гостиную, сесть в кресло, собраться с духом. Потом позвала решительно:
– Валь, иди сюда! Мне с тобой поговорить надо!
– А что, позже нельзя? – явно попытался убежать в кусты Валентин. – Мне тут кое-что по работе закончить надо…
– Нет, нельзя! Мы сейчас поговорим, Валя!
Муж молча сел в кресло напротив, и Таня удивилась, глядя ему в лицо. Как оно изменилось за считаные минуты! Напряженным стало и почти непроницаемым, будто он заранее знал, о чем пойдет речь. А может, и знал. Или догадывался…
– Валь… – вздохнула она, пересиливая свою трусость. – Ты ведь знаешь, что у меня есть другой мужчина, правильно? Я знаю, что ты знаешь, давно знаю, Валь. Я жить больше в этом вранье не могу.
– Ну? И дальше что? Это все, что ты мне хотела сказать?
– Валя! Но ведь нельзя так, это ужасно, Валя!
– А как можно, скажи? Ты знаешь, как можно? Если я скажу тебе – не смей больше с ним встречаться, ты меня послушаешь? Я же видел, как у вас это все… Как ты на него смотришь, как он на тебя смотрит… Я вас видел в кафе.
– А почему не подошел, не устроил скандал?
– Ты же знаешь, почему я не подошел, зачем спрашиваешь? Ты прекрасно знаешь, что ты для меня значишь… Как я боюсь и не хочу тебя потерять. Ты все это знаешь, Таня! И это не слабость моя, это природа такая. Я однолюб, причем однолюб ортодоксальный, и ничего в своей природе я изменить не могу. Ты все это знаешь прекрасно, да. Так хоть сейчас, когда бьешь по больному месту, не задавай хотя бы глупых вопросов, пожалуйста!
– И как долго ты готов терпеть этот обман, Валь?
– Тань, я же просил… Но если хочешь, я отвечу. Любая связь когда-то начинается и когда-то заканчивается, Тань. А терпеть ее или не терпеть – это уже каждый обманутый супруг решает для себя сам, и никому нет дела, что он при этом чувствует. Это ж его собственные чувства, он не обязан предъявлять их миру. Вот и я не обязан.
– Валь, послушай! Я все прекрасно понимаю, я очень ценю твою любовь ко мне, правда. И я вовсе не хочу от тебя уходить… Но и в этом обмане я жить не хочу, потому что чувствую себя последней сволочью. И потому нам надо как-то разрешить эту ситуацию. Выйти из этого положения.
– Ты что-то для себя решила, Тань? – присмотревшись к ней, спросил Валентин. – Говори прямо, не ходи вокруг да около.
– Да, я решила. Я хочу тебя попросить…
– Попросить? Ну, говори? Чего ты замолчала?
– Валь, отпусти меня… ненадолго? Всего на один год. Отпусти?
Он ничего не ответил, смотрел на нее умными грустными глазами, и пауза натянулась, как струна, и надо было что-то с ней делать, но Таня не могла больше говорить – горло перехватило спазмом.
Валя молча встал, вышел на кухню, принес ей воды. Она сделала три жадных глотка, поперхнулась, вдохнула воздух, выдохнула. Поставила стакан на стол, продолжила нервно:
– Да, Валь… Отпусти меня ненадолго, всего на один год. Я уеду, и…
– Ты с ним уедешь?
– Да, с ним.
– Понятно.
– Понимаешь, Валь… – заторопилась она, вдохновленная тем, что все основное уже сказано. – Нам всем очень нужен этот год! Понимаешь, мне переболеть надо своим чувством, изжить его. Чтобы свободной быть, понимаешь?
– Нельзя самой назначить себе срок для свободы, Тань… Так не бывает, что ты.
– А я могу назначить! – воскликнула Таня. – Лучше один год, чем вообще ничего! Я знаю, я смогу, Валь! А потом я вернусь, и будем жить без обмана, как раньше. И я больше никогда… Слышишь? Никогда! Я тебе обещаю…
– Да, я тебя понял, можешь не продолжать. А как же дети, Тань? Детей тебе не жалко оставлять на целый год?
– Ну, Валь… Ну что такое – один год? Ведь могло так случиться, чтобы меня отправили в командировку на год, правда? Или тебя – тоже могли. Ведь ничего бы страшного не случилось? Я буду звонить каждый день, и приезжать буду. Я же не перестану присутствовать в их жизни, правда?
Валентин взглянул на нее странно, потом усмехнулся, проговорил тихо:
– Да, видать, сильно тебя разобрало. Совсем голову снесло, если даже дети с орбиты сошли…
– Да не сошли, Валя, не сошли! Я вернусь через год, я вся буду с тобой и с детьми, поверь! Да, я понимаю, как это жестоко звучит сейчас, как нелепо, но я не могу по-другому, не могу. Может, я неправильно тебе объясняю, но…
– Да я понял тебя, понял. Мне надо подумать, Тань. Давай больше не будем об этом. Я подумаю обо всем и скажу тебе утром. У меня ведь есть ночь, чтобы подумать?
– Ну да…
– Вот и хорошо. Я утром тебе все скажу… А сейчас сделай так, чтобы я тебя не видел.
– Хорошо, Валь…
Она поднялась, тихо ушла в спальню. Легла на кровать и неожиданно для себя крепко заснула.
Ночью проснулась, будто испугалась чего. Нет, никаких тревожных снов не было, но испуг был такой явный, что было слышно, как стучит сердце, отдаваясь болью в висках. Осторожно поднялась с кровати, на цыпочках вышла в коридор, заглянула в открытые двери кухни.
Валя сидел к ней спиной, обхватив руками голову. Меж пальцев дотлевала сигарета, и он вздрогнул, когда она дотлела до конца, ожгла кожу. Татьяна подумала с горечью: три года прошло с тех пор, как Валя курить бросил… А еще на столе стояли две водочные бутылки – одна пустая, другая наполовину выпитая. Вот Валя затушил окурок в пепельнице, потянулся к бутылке, налил себе полстакана, выпил. И то ли застонал, то ли взвыл коротко на высокой и хриплой ноте и тут же перестал, мотнув головой.
