Только тогда до опера, наконец, дошло – а ведь невыгодно никому всю эту дрянь ворошить. Дело-то получится громкое, областного масштаба, а то и поболе. Ясно, что понаедут следаки по особо важным из области или из самого центра. Писаки разные слетятся, как мухи на это самое. А если по-настоящему копнут вокруг делишек Закраевского-старшего, столько вылезет, что вся городская верхушка в говне окажется.
Вот… Подумал он и бросил дело. Понял, никто ему на настоящие оперативно-следственные действия разрешения не даст. Просто съедят. Влегкую подставят на пьянке (есть за что) и уволят к чертям. А у него жена больная, дети еще маленькие, дом строится. Попрут из органов, другой работы для него в Скальске не будет…
– Я сейчас заплачу, так мента жалко, – презрительно бросил Федоров.
– Кончай, Леха, не звени нетерпением! – цыкнул Бабай. – Ты говори, говори, Груздь, я же вижу, есть еще что-то…
– Есть! Папочка с материалами у него есть. Дело он бросил, а материалы оставил. Показывал мне. Но на халяву, сказал, не отдаст. Опер, змей, хочет за нее десять штук гринов, на меньшее не соглашается. Говорит, Север Закраевский сейчас в самых верхах летает, в телевизоре как дома сидит, скоро небось, министром станет. Хочешь на него компру, говорит, так плати. А у меня нет столько… – Груздь развел руками. – Но я сказал ему, что покупатель будет.
– Молодец, – кивнул Бабай. – Правильно сказал, папочка того стоит. Как, значит, зовут твоего опера?
– Ермоленко. Андрей Евгеньевич Ермоленко, капитан в отставке, улица Энгельса, дом четыре, – доложил Груздь. – Живет один, жена умерла два года назад, сердечница была. Двое детей. Сын отслужил срочную, сейчас учится в Твери на юриста. Дочь замужем, живет на соседней улице. Дочку и внуков отставной опер любит, но с зятем не ладит категорически, поэтому видятся редко.
– Кто еще знает? Про материал?
– Никто вроде. Я даже ребятам… Не того. Да им и не нужно.
– Молодец, сообразил… Да ты лежи, лежи, отлеживайся, парень, тебе сейчас самое то – лежать, – участливо посоветовал Бабай.
Леха Федоров даже покосился недоуменно – с чего бы вдруг такая заботливость?
Груздь с видимым облегчением откинулся на кушетку. Всем своим видом показывал: если надо – как штык встанет через не могу. Но не боец пока.
Хороший пацан, правильный. Только придется его кончать, быстро решил Бабай.
– Пока ты лежи, Груздь, а утром мы тебя в Москву отправим. Определим в больничку, там подлатают. Тошнит небось? – участливо спросил он.
– Есть малехо. И рука сломана, похоже. Ноет, зараза.
– Сотрясение, как пить дать. Руку тоже хорошо бы доктору показать – рентген, все дела. Ничего, есть хорошая больница, там врачи свои, прикормленные. Полежишь, медсестер за ляжки пощиплешь, через пару недель будешь как новенький… До Москвы-то дотянешь на легковой?
– Выдержу.
– Вот и хорошо, вот и ладно. С утра с Лехой двинете, пока отдыхай.
– А чё я? Пацанов, что ли, нет – отвезти? – удивился зам.
– Заодно сделаешь кое-что в Москве. И парня в больничку определишь, посмотришь, чтоб нормально лечили, сам посмотришь.
Федоров продолжал недоуменно таращиться. Бабай незаметно, поверх головы болящего, кивнул ему. Так надо!
* * *
Коньяка Бабай все-таки выпил. Махнул рукой Лехе, вышел с ним на высокое крыльцо коттеджа. Огляделся на предмет лишних ушей поблизости, никого не заметил.
Ночью участок за глухим трехметровым забором казался особенно большим. Хозяин дома, какой-то прыщ из мэрии, с размахом отгородил себе почти гектар. Кусочек настоящего леса, искусственный ручеек, стерильно выкошенные лужайки – сейчас, ночью, в отблесках лунного света, с вкраплениями разноцветных самозаряжающихся фонариков, все это смотрелось как декорации к сказке. То-то хозяин-прыщ дерет за аренду такие деньги. Сказочник…
– Звезды-то здесь какие, – сказал Бабай.
Леха Федоров внимательно посмотрел на небо.
– Нормальные, – определил он.
– Не скажи. Ярче, чем в Москве.
– Чё это?
– Экология. Чище, и звезды лучше видны. Здесь что – заводы стоят, дорог толком нет. Народ у нас в стране нищий, зато экология богатая… Вот думал ты, Леха, что над Москвой всегда висит пылевое облако – и днем, и ночью?
– Мне не мешает.
– А мне мешает, – вздохнул Бабай. – Дышать стало тяжело. Без интереса дышится в последние годы.
– НМЖ, – фыркнул зам.
– Что?
– Средство такое. Старое, народное лекарство – Надо Меньше Жрать. И пить, кстати.
– Да, неожиданное решение. А ты, Леха, оказывается, народный целитель… В общем, собирайся, с утра повезешь парня.
– За каким..?
– Повезешь. Только до Москвы не довози, не надо. Кончи его, где потише, и прибери подальше… Ты понял меня?
– Да зачем Груздя-то мочить? Объясни толком!
Бабай тяжело посмотрел на зама:
– Ты, Леха, дурак или прикидываешься? Ты хоть понял, с чем мы дело имеем? Компру на Севера Закраевского иметь – все равно что кобру в кармане держать. Ты, Леха, когда-нибудь пробовал держать кобру в кармане? – Бабай вспомнил среднеазиатских кобр, распластанных на серых камнях под лучами раскаленного нездешнего солнца. Лежит, зараза, как бездыханная, но все равно видно, что может взвиться в любой момент.
Давно это было. С тех самых пор одни змеи да волки кругом. Или псы поганые. Жизнь…
– Как будто ты пробовал, – проворчал зам.
– И я не пробовал. Но! – Бабай выразительно поднял пухлый палец, поросший жесткими волосками. – Скажу тебе, Леха, что кобра в кармане безопаснее, чем компромат на Севера в сейфе. Тупой Груздь болтанет где пару-другую слов от собственной дури, и пошла-поехала информация. Так, Леха, жизнь устроена – и от ума горе, и от глупости одни беды.
– Отослать его куда-нибудь…
– Куда, например? На Землю Франца-Иосифа с постоянной пропиской?
– Вообще-то, мы приехали сюда не за этим, – не сдавался зам. – Дела надо делать, книгу искать, и со вторым писателем разобраться пора бы.
– Ты делай, что сказано, а кому, когда и с кем разбираться – я сам решу! – нажал Бабай голосом. Глянул на насупившегося Федорова, смягчился: – Дела, Леха, сделаем. Есть у меня одна мыслишка – прижмем писателя так, что он забудет, с какого конца за ручку берутся… Но ты займись Груздем для начала. Взять за яйца Севера Закраевского – дорогого стоит. Ради такого дела ничего не жалко. И никого.
Бабай окончательно развеселился. Такого подарка судьбы он не ждал. Шантажировать олигарха он не собирался, у него не девять жизней, а вот подобрать к Северу золотой ключик счастья… Освободиться от тяжелого давления Закраевского, от собственного страха… Спрятать, например, компру через кого-то, чтобы сам не знал… А потом Северу – ты меня больше не знаешь, я тебя не знаю, все, разошлись краями… Вполне может получиться…