Лиса решила, что завтра непременно опять скажет, что у нее нет сил, чтобы он опять снял с нее башмаки. Так никто и никогда не делал!.. Кажется, только няня, но это было совсем давно, в глубоком детстве.
Он чем-то шуровал на кухне, и ей нравилось слушать, как он шурует. Она послушала немного, повздыхала, потащилась в ванную, пустила воду, села на край, подобрав складки платья, и сунула ноги под кран. Болело везде, кажется, даже в колени отдавало, а в прохладной воде становилось легче. Лиса давным-давно не бегала и не прыгала так много, как в эти дни!..
В дверь постучали.
– Ты будешь ужинать?
– Да! – отозвалась Лиса.
– Я не слышу!
Дверь распахнулась, и Ник возник на пороге. Лиса проворно завернула кран.
Он вошел. На нем были утренние «коллаборационистские» штаны и футболка со знаменитой крысой Бэнкси. От него невозможно оторвать глаз, решила Лиса и опять вздохнула. Высоченный, поджарый, лохматый, на руках никаких татуировок, на носу очки в тяжелой черной оправе уже другие.
Ему так идут очки, подумала Лиса со сладким замиранием сердца и еще раз вздохнула.
– Ноги болят? – спросил объект ее грез.
Она задрала ногу и покрутила стопой из стороны в сторону.
– Я давно не ходила пешком. По чуть-чуть только.
– Слушай, – начал Ник. – Я же не знаю!.. Ты должна мне говорить! Если тебе больно или неудобно!
– Я буду говорить, – пообещала Лиса.
Он перехватил ее ногу и поцеловал мокрые пальцы. Лиса решила, что завтра непременно опять полезет в ванную так, чтоб он услышал, пришел и поцеловал ее. Никто и никогда не целовал ей пальцев на ногах, даже няня в совсем глубоком детстве!..
– У людей, – сказал Ник, обхватив ее щиколотку, – такими бывают руки, а не ноги.
Лиса заглянула ему в лицо.
Она считала себя… опытной женщиной. Ей недавно исполнилось двадцать два, она строила блестящую карьеру, дружила со знаменитостями, пару раз влюбилась, в общем, опыта у нее хоть отбавляй!.. Но по лицу Ника Галицкого она ничего не поняла. Оно было темным и словно сердитым.
Он опять сердится?.. На нее?..
Она аккуратно вытащила у него из ладони свою ногу – он проводил ногу глазами, – и выбралась из ванны.
– Я же танцевала, – неизвестно зачем объяснила Лиса. – Вот они и стали… такие.
Ник подтянул ее к себе, взметнул шелка платья, добрался до бедер и погладил вверх-вниз.
– Кто они и какие такие? – тихо выговорил он, прицелившись в ухо с веснушками.
Многоопытная Лиса понятия не имела, о чем он говорит. Ей стало жарко в прохладной ванной, загорелись щеки и ладони.
– Ты прыгаешь с нарушением законов всемирного тяготения. – Ник зубами прихватил ее ухо. Лисе стало щекотно и немного страшно, и она снова не поняла, о чем он говорит.
Зачем он вообще говорит?!
Она изо всех сил обхватила его руками и ногами, повисла, цепляясь. Ник подхватил ее так, что она оказалась выше, глаза его уперлись ей в грудь.
Ничего особенного. Вырез платья, фестоны, завитушки, сам черт не разберет. Очень бледная прохладная кожа. Именно такими – на ощупь – были розы в саду у дедушки в Тбилиси. Их было приятно и боязно трогать, казалось, от прикосновения человеческих пальцев тоненький прохладный лепесток съежится и потемнеет, сгорит.
– Поедем в Тбилиси, – предложил Ник с трудом. – Лучше всего завтра. Там такой дом!..
Лиса запищала, подставляя ему шею, чтобы он не останавливался.
Впрочем, он и не собирался останавливаться!..
Пинком он распахнул дверь, в два шага добрался до кабинетного дивана. Должно быть, в спальне удобней, но Нику было не до удобств. Он и так едва дождался!..
Лиса нетерпеливо вылезала из водоворота шелковых складок, запутывалась, рычала, принималась тащить с Ника майку и целовать его в живот, а потом опять стаскивала платье.
– Его нужно расстегнуть, – сказал Ник, поняв наконец, в чем дело. – Подожди, дай я сам.
Он обнял ее, провел руками вдоль позвоночника, и вдруг платье само куда-то исчезло. Лиса потянула Ника на себя, он упал рядом с ней на локти, почти голый, лохматый, весь плотный и твердый, и близко посмотрел ей в глаза.
И она посмотрела, притихнув.
– Что ты будешь делать, – сказал Ник сам себе.
Лисе срочно нужно было, чтобы он что-нибудь уже сделал такое… такое… вот как утром… когда она вернулась… и боялась, что он ее прогонит… а он не прогнал…
Ей некогда было думать, некогда ждать, некогда дышать!.. Она должна была получить то, что ей полагалось – немедленно и целиком. А ей полагался Ник. Вся жизнь, весь ее смысл, все ее зигзаги и повороты сейчас сосредоточились в этом человеке, и она точно знала только одно – это правильная, единственная возможность.
И еще она понимала: он откуда-то знает все, что она чувствует. Он знает и не даст ей пропасть!..
Она совсем перестала дышать, вытянулась, замерла, но он растормошил ее, заставил цепляться, кусаться, словно бороться. Она вся порозовела, и кожа не была больше похожа на розу в саду дедушки Дадиани. Она вся горела и плавилась и чувствовала только, что живет, и жить было так радостно!..
Ник поначалу очень старался ничего ей… не сломать, не раздавить, уж больно она казалась тоненькой и ломкой, а потом забыл. Какая осторожность, когда она вся была у него в руках, и в голове, и, кажется, в душе тоже, если душа на самом деле существует!.. Он присвоил ее, и теперь она принадлежит только ему.
Отныне и навсегда.
Всецело и безраздельно.
Полностью и целиком.
Когда все закончилось – триумфом, победой! – и они немного пришли в себя, оказалось, что почти стемнело и за окнами льет.
– Дождь, – сказал Ник.
– М-м-м, – протянула Лиса.
Они еще полежали, прижавшись друг к другу, и, кажется, она стала засыпать. Ник тихонько поднял голову и посмотрел – глаза закрыты, дышит неслышно, и только чуть подрагивают тонкие пальцы.
Ник, которому решительно не хотелось, чтобы она спала, а хотелось, чтоб она возилась, приставала к нему и задавала идиотские вопросы, благородно решил: пусть спит. Ей нужен отдых. Она устала за последние дни. А она совсем… молодая. И тоненькая, и легкая.
И прыгает, нарушая все законы!..
При мысли о тонкости и легкости Ник почувствовал волнение. Вместо умиления и благодарности захотелось осязания и обладания. Захотелось так явственно, что он фыркнул и засмеялся, изо всех сил стараясь сдержаться.
– М-м-м? – протянула Лиса и пошевелилась у него под боком.
– Ничего, ничего, – поспешно сказал Ник. – Спи.
Он еще полежал, прислушиваясь к дождю и ее дыханию, потом тихонько встал, нашарил на полу «коллаборационистские» штаны и вышел на кухню. Есть хотелось невозможно!..
