Что-то сжало мне горло. Как хотелось вернуться в Бар-Харбор с ней вместе – снова оказаться дома, увидеть друзей… и Глена!
Еще три недели, напомнила я себе. Всего три недели. А потом я уеду домой.
Я еще не знала, что вернуться в Бар-Харбор мне предстоит гораздо раньше – и после этого жизнь моя изменится навсегда.
Глава двадцать шестая
Вечером Анджела повела нас в свою любимую пиццерию. Я съела три больших куска пиццы, хоть и опасалась, что всю ночь буду мучиться изжогой.
Однако вовсе не изжога разбудила меня в пять утра.
Я села на кровати. Дверь со скрипом приотворилась; на пороге, освещенная ярким светом из коридора, маячила Анджела – темный силуэт.
Миа – она спала на матрасе на полу – тоже проснулась и села. Обе мы недоуменно смотрели на Анджелу. Она была в белой шелковой ночной рубашке до колен. Молча стояла в дверях, чуть покачиваясь, и тяжело дышала, словно только что пробежала марафон. В первый миг мне подумалось: может быть, она ходит во сне?
– Что случилось? – спросила Миа.
Анджела сделала неуверенный шаг вперед – и вдруг упала на колени. Я отбросила одеяло и, вскочив с кровати, бросилась к ней, присела рядом:
– Анджела, что с тобой?
Она скорчилась, держась за грудь.
– Дышать не могу… кажется… кажется, сердце…
Миа вскочила на ноги.
– Боже мой! Вызовем «Скорую»? – спросила она у меня.
– Да. – Я мотнула головой в сторону прихожей. – Телефон там. Позвони 911, скажи наш адрес, скажи, что в подъезде домофон и мы на шестнадцатом этаже.
Миа выскочила за дверь, а я осталась с Анджелой. Не зная, что делать, я уложила ее на матрас.
– Постарайся успокоиться, – говорила я. – Все будет хорошо. «Скорая» сейчас приедет.
Анджела кивнула; но в глазах ее застыл страх. Лицо посерело, на лбу выступили капельки пота. Она до боли сжимала мою руку.
– Все будет хорошо, – повторяла я, осторожно убирая ей волосы с лица. – Может быть, ты просто отравилась пиццей?
Она снова кивнула; но обе мы понимали, что дело не в пицце. Анджела взяла меня за руку, положила себе на грудь.
– Вот здесь… давит… спасибо, Кейт… прости… это я должна была о тебе заботиться, а не…
– Ты обо мне заботишься! – перебила я. – Не знаю, что бы я делала в эти несколько месяцев, если бы не ты!
Она сморщилась от боли и прикрыла глаза. Мне стало страшно.
– Анджела? Как ты? Тебе что-нибудь нужно?
– Просто… не уходи, – еле слышно пробормотала она.
Я не понимала, что с ней могло случиться. Анджела – здоровая, спортивная молодая женщина, трижды в неделю ходит на йогу. И на сердце никогда не жаловалась…
– С тобой такое бывало раньше? – спросила я.
– Нет… никогда…
– «Скорая» уже едет! – сообщила, вбежав в комнату, Миа.
Глава двадцать седьмая
Когда в квартиру Анджелы наконец вошли парамедики с носилками, я готова была пасть ниц и целовать им ботинки. Наконец-то! Теперь все будет хорошо! Сам вид их вселял уверенность: они были в форме, словно полицейские, действовали быстро и слаженно. Не теряя времени, сразу направились к Анджеле, присели по обе стороны от нее и начали быстро, спокойным деловым тоном расспрашивать о симптомах.
– Как вас зовут? – спросил темноволосый.
– Анджела Уортингтон.
– Меня зовут Скотт, я парамедик. А это Джон, мой напарник. Можете сказать, что с вами?
Анджела ответила: чувствует сильную боль в груди, отдающую в левую руку (о левой руке она нам с Миа не говорила), и трудно дышать.
– Раньше бывали подобные боли? – спросил Скотт.
– Нет, никогда.
– Как долго продолжается боль? Возникла резко или постепенно?
– Я проснулась от боли примерно час назад.
Пока Скотт, взяв Анджелу за руку, считал пульс, Джон сказал:
– Анджела, сейчас я надену вам на руку манжету для измерения давления, а затем закреплю у вас на груди провода для ЭКГ. Это поможет нам понять, что с вами происходит.
Анджела кивнула. Мы с Миа прижались к стене, чтобы не мешать парамедикам, и, боясь даже вздохнуть, смотрели на их работу.
Уверена: именно тот момент стал для меня решающим. Хотя тогда я этого не понимала. Я не принимала сознательного решения: мол, хочу стать парамедиком. Вообще об этом не думала. Да и как? – я ведь была на девятом месяце и не знала даже, окончу ли школу. Все, что я знала – что готова молиться этим людям, словно богам, властным над жизнью и смертью. Что безмерно им благодарна.
– Можете оценить силу боли по шкале от одного до десяти? – спросил Скотт. – Если десять – невыносимая боль, то…
– Семь, – прошептала Анджела.
Парамедики коротко переглянулись и продолжили расспросы.
– Заболевания сердца у родственников?
– Дяде четыре года назад сделали шунтирование. Ему было пятьдесят восемь.
– А сколько вам сейчас?
– Тридцать два.
– Принимаете какие-либо лекарства? Курите?
– Нет.
– Употребляете какие-то препараты? Кокаин, возбуждающие, успокаивающие, амфетамины, марихуана?
– Нет.
– Уверены? – жестко спросил Скотт. – Анджела, мы должны знать все, иначе не сможем вам помочь.
Я понимала его сомнения: трудно представить, что у молодой здоровой женщины ни с того ни с сего случился сердечный приступ!
– Ничего такого она не принимает! – воскликнула я, чувствуя, что должна ее защитить.
Парамедик Джон, тот, что покрупнее, повернул голову и в первый раз внимательно взглянул на меня. Взгляд его скользнул по моему животу. Затем, снова повернувшись к Анджеле, Джон надел на нее кислородную маску и подключил катетер.
– Похоже на инфаркт, – проговорил он как бы про себя.
Скотт уже связывался по рации с больницей.
– Женщина, тридцати двух лет, предположительно инфаркт миокарда. Боль началась час назад, отдает в левую руку. Сильное потоотделение. В семье есть случаи кардиологических проблем. – После короткой паузы: – Нет, дядя. Наркотиков не принимает, других факторов риска нет. – Еще пауза. – Кислород дали. Прошу разрешения применить аспирин и нитроглицерин.
Скотт кивнул и щелкнул пальцами Джону; тот мгновенно приподнял кислородную маску и сунул Анджеле под язык таблетку.
Вдруг сильная боль пронзила мне низ живота.
– О боже, нет! – пробормотала я, обхватив живот и глядя вниз, себе под ноги.
