Предисловие
Кейт Уортингтон
Слово «судьба» словарь Уэбстера
[1] определяет так: предопределенный ход событий, зачастую обладающий непреодолимой силой. Часто я спрашиваю себя: неужто наш жизненный путь в самом деле предопределен еще до того, как мы сделаем первый шаг? Или мы – хозяева своей судьбы?
Меня зовут Кейт Уортингтон. Я парамедик
[2].
Самые драматические события происходили у меня на глазах. Мне встречались люди, с поразительным упорством боровшиеся за жизнь, и другие, те, что отдавались смерти без сопротивления и без страха. Как будто знали: там, на той стороне, ждет их нечто прекрасное.
Или, быть может, просто до последнего не верили, что могут умереть, не понимали, что с ними происходит, – и позволяли судьбе решить за них?
Случалось мне видеть и тех, кто восстал из мертвых. И всякий раз я спрашивала себя: почему? Быть может, у этого человека осталось на земле какое-то незаконченное дело? Невыученный урок?
Мне самой предстоит выучить еще немало жизненных уроков, но одно я знаю наверняка. Жизнь порой жестока; временами ее жестокость кажется бессмысленной. Но бывает так, что тяготы и трагедии тернистым путем выводят нас на новую дорогу – дорогу, которой мы и представить себе не могли.
И, быть может, этот поразительный новый путь, о котором мы не думали не гадали, и был с самого начала предназначен нам судьбой.
Спасая жизни
Глава первая
Думаю, оглядываясь назад, каждый из нас может припомнить события, навеки изменившие его жизнь.
Для меня одно из таких событий произошло на сельской дороге в Нью-Гэмпшире, морозным днем в середине февраля 2007 года, на берегу озера, в котором водолаз искал утопленницу.
– Что случилось? – спросила я у полицейского, выпрыгнув из машины «Скорой помощи». – О черт! – Это я поскользнулась на обледенелой земле и схватилась за зеркало, чтобы не упасть.
– По дороге ехала женщина. – Полицейский ежился от холода, потирал руки и дул на них, чтобы хоть немного согреть. – Навстречу выскочил олень. Она свернула, чтобы его не сбить, и машину занесло. Должно быть, слишком резко ударила по тормозам. Свидетели говорят, гнала она на ста восьмидесяти. Слетела вниз по склону, перевернулась вверх колесами, лед треснул… ну и привет.
У обочины стояло несколько автомобилей с включенными мигалками. Обычная сцена: красно-синие огни, кучка любопытных зрителей, и полицейские в ярко-желтых штормовках машут проезжающим, чтобы не останавливались.
– Когда машина провалилась под лед? – спросила я.
Одна ли была там женщина? С семьей? Может быть – боже упаси, – с детьми?
– Да уж минут двадцать назад, – ответил полицейский. – Повезло, что сразу следом за ней ехал кто-то и все видел – он нас и вызвал.
– Не знаю, уместно ли здесь говорить «повезло», – пробормотала я. – А как сумели так быстро найти водолаза?
– Тоже чистое везение. Волонтер из поисковой службы, живет прямо вон там. – И он указал пальцем на домик на берегу озера.
– Да, действительно повезло, – признала я.
– Вот только не знаю, будет ли толк. Все-таки двадцать минут под водой… Я особо не надеялся бы.
Я подошла ближе к берегу, и в этот миг над водой показался водолаз. Пробкой вынырнул из темной полыньи – с безжизненным женским телом на руках.
Глава вторая
Я стала парамедиком, потому что хотела спасать людей. В шестнадцать лет впервые столкнулась со «Скорой помощью», и работа парамедиков меня просто заворожила. Думала даже учиться на врача, но вовремя поняла, что медицинский институт вряд ли осилю.
Не подумайте: в парамедики тупых тоже не берут. Во время учебы вкалывать приходилось на совесть. А главное, парамедику нужна холодная голова и способность сохранять спокойствие, какой бы ад ни творился вокруг.
На самом деле я собой горжусь. И своей профессией, и тем, что вообще сумела окончить школу и найти дорогу в жизни. Очень многие на моем месте сломались бы. Но об этом позже; пока вернемся к утопленнице.
Едва спасатели уложили тело на заснеженный берег, я подбежала к женщине и проверила пульс. Пульса не было.
– Скорее! – приказала я. – Несите ее в машину!
Я вскарабкалась вверх по склону, цепляясь руками за землю и торчащие корни, скользя на обледенелых камнях. Спасатели, волоча за собой носилки, двигались за мной. Наконец они выбрались на дорогу и поставили носилки на каталку. Билл, мой напарник, укрыл женщину и надел на нее кислородную маску; я начала делать искусственное дыхание – и не останавливалась, пока мы как могли быстро везли каталку к машине.
Билл всегда сидит за рулем. Ему нравится мчаться на полной скорости, разгоняя встречных сиреной и мигалками. Быть может, он и в парамедики пошел из любви к вою сирен. А я… я всегда прошу ехать помедленнее и поосторожнее. Я лишь хочу спокойно доставить пациента в больницу. И убедиться, что с ним все будет хорошо.
– Все будет хорошо! – говорила я и этой женщине, пока мы мчались к «Скорой», и потом, когда закатили носилки внутрь, захлопнули двери и сорвались с места.
Разумеется, она меня не слышала. Это просто привычка.
– Ну что, пристегнулась? – бросил через плечо Билл, включая зажигание.
Шутка, разумеется. Рассиживаться некогда: работы в моем отсеке хватает. Вот и сейчас я пристегнула бесчувственное тело к носилкам и взялась за телефон.
Позвав к телефону врача, быстро и четко объяснила ему ситуацию. А сама не сводила глаз с лица женщины под кислородной маской. Должно быть, лет тридцати пяти – моя ровесница. Темно-рыжие волосы, кое-где посеребренные изморозью. Лицо страшного серо-голубого цвета, как у трупа в морге. Но эти двадцать минут утопленница провела при температуре ниже нуля – есть надежда.
– Температура тела? – спросил доктор.
Я нашарила в рюкзаке электронный термометр.
– Двадцать семь и два. И она совершенно мокрая.
Доктор на секунду задумался, затем начал отдавать распоряжения:
