«Значит, вырез можно увеличить!» – делала соответствующий вывод Жанна. – «И подумать о новомодном кружеве!»
– А юбки стали шире или уже? – продолжала она допрос.
– А бог их разберет! – барахтался в теме генуэзец. – Наверное, шире. Но на мой взгляд, дамы сейчас чересчур увлекаются цокколи.
– Ой, а что это?
– Да это уличные туфли на толстенной деревянной подошве! – генуэзец немножко оживился. – Иная дама возвышается над тобой словно башня. А одна модница заказала себе настолько высокие подошвы, что не смогла в обновке сделать и нескольких шагов, упала на землю.
– Ну–у, разве это новинка! – разочарованно вздохнула Жанна. – Такие еще моя матушка носила. Нет, только женщина может вразумительно объяснить, что же сейчас носят, не обижайтесь, милый Джирламо!
«Любовью ты занимаешься лучше, чем говоришь!» – сделала она неутешительный, а может наоборот, утешительный вывод.
* * *
Давно сказано:
«Можно бесконечно смотреть на огонь, воду и на то, как другие работают».
Жаккетта бездумно смотрела на ворочающих весла гребцов.
Гребцы работали в обычном темпе, медленно, но верно убивающем человека за веслом.
На море, хоть и лазурное, сил смотреть больше не было, а в каюту вернуться нельзя.
Госпожа Жанна находилась там в компании с генуэзцем, который больше ни денежки не дал, скряга такой!
Видите ли госпожа и так распрекрасно познакомилась с его достоинствами и без помощи Жаккетты.
Жаккетте было жалко даже не денег, а принципа.
Приличный человек только из чувства деликатности продолжал бы дарить монетки, а этот только желаемого достиг, сразу кошель туго–натуго завязал. Сразу видно, что купец.
Будь дело на суше, Жаккетта обязательно бы задумалась, какую пакость сделать чересчур бережливому генуэзцу. Но в море мысли больше колыхались туда–сюда, чем думались.
Ей очень хотелось опять устроить рыбалку. Согнутый нож и веревочка лежали в дорожном мешке, но Жаккетта побаивалась строгого капитана. Наверняка не разрешит снасть к мачте привязывать, да и веревки не даст. А шнур от юбки короткий. Но даже если бы разрешил, веревка, наверное, гребцам мешать будет.
Жаккетта окинула взглядом гребцов, пытаясь понять, помешает им веревка, привязанная к мачте, или не очень.
«Но какую же свинью подложить генуэзцу?» – вернулась она к старой мысли, убедившись, что веревка очень даже помешает.
Вдруг у Жаккетты возникла идея. Она решила обдумать ее поподробней и пошла вниз к каютам.
Там, после осмотра коридорчика, оказалось, что идею вполне можно осуществить.
Пока она стояла и думала, появился темноволосый, кудрявый мальчишка с галерной кухни, расположенной ниже. (Из–за гребцов почти все жилые и хозяйственные помещения были сосредоточены в кормовой части.)
Мальчишка нес выкидывать отходы и в его ведре бултыхалась смердящая рыбная требуха.
– Эй, заработать хочешь? – тихонько спросила его Жаккетта.
– Сколько? – остановился мальчишка.
Жаккетта достала и показала ему монету, подаренную генуэзцем.
Плата мальчишку устроила и он сказал:
– Смотря за что.
– Разлей немного помоев вон у той двери! – показала Жаккетта.
Мальчишка почувствовал, что запахло жареным:
– Э–э, да мне шею намылят! – сморщил он смышленую мордочку.
– А как же! – согласилась Жаккетта. – Потому и плачу!
– А ты скажи, зачем это тебе надо! – потребовал мальчуган.
Жаккетта не стала ничего выдумывать:
– Один господин меня обидел, хочу ему пакость сделать! – объяснила она. – А ты, если тебя спрашивать будут, скажешь, что запнулся и пролил. И через часок прибеги, чтобы убрать – ты ничего не знал, не ведал.
Идея сделать пакость кому–нибудь из пассажиров нашла живейший отклик в мальчишечьей душе.
– Ладно, – согласился он. – Сейчас налью, жалко что ли. Давай деньгу!
Мальчишка взял монетку и щедро налил помоев в указанном месте.
Зажимая рот ладонью, чтобы не расхохотаться, он понес ведро дальше.
Часть помоев впиталась в деревянный пол, но более густые составляющие остались.
Убедившись, что эта часть плана сделана, как надо, Жаккетта поднялась обратно на палубу.
Ей был нужен тонкий шнур или прочная нить.
Использовать тесемки от своей нижней юбки Жаккетта не хотела:
Во–первых, надо где–то надо снимать эту юбку, потом прятать в укромном месте, ведь носить ее без завязок нельзя. Потом надо опять незаметно одевать. Да к тому же госпожа Жанна может опознать в предмете преступления ее, Жаккеттины, тесемки. Тогда не отопрешься. Нет, Жаккетта решила найти что–нибудь другое.
Тайком отрезать одну из многочисленных веревок, натянутых от мачты и рей, она тоже не решилась. Вдруг мачта упадет? Лучше не рисковать.
Поэтому Жаккетта отправилась прямо к навесу, пузырящемуся над кормой, замечательному навесу в красную и синюю полоску.
Жаккетте было все равно, как он покрашен, а вот парусина на нем была соткана из достаточно прочных нитей.
Устроившись в таком месте, где ее было почти не видно, Жаккетта принялась потрошить полотняный навес.
Она вынула из волос шпильку, имеющую небольшую особенность, отличающую от остальных шпилек. На ее закруглении, с внутренней стороны кромка была чуть сплющена и заточена. Замшевый чехольчик, украшенный тремя бусинками, закрывал заточенное место.
Нет, этой шпилькой не перерезали горло надоедливым любовникам и постылым мужьям, просто очень удобно было иметь под рукой предмет, которым можно обрезать кончить нити при незапланированно свалившемся шитье. Или распороть старый шов. Только и всего.
Концом шпильки Жаккетта вытащила из плотной ткани петельку нити и разрезала ее. Теперь можно было вытащить нить из плотного переплетения, что Жаккетта и сделала. Проще простого! Бабушка, учившая внучку делать мережки, была бы довольна ее работой.
Вышивать мережки на иоаннитском навесе Жаккетта не собиралась. Она прикинула, сколько нитки ей нужно и обрезала второй конец.
Навес практически не изменился, но в дело проучения генуэзца внес свой посильный вклад.
Вернув шпильку на место, Жаккетта направилась вниз.
* * *
Скоро незаметная, но достаточно прочная нить была привязана поперек коридора и Жаккетта спряталась неподалеку.
Когда генуэзец вырвался из объятий старательно забываюшей Марина Жанны, его немного покачивало. Пребывая в расслабленном состоянии тела и духа, он направился к себе.
