Еще минуту назад она, большая, яркая и в то же время строгая, как подобает судну ордена монашествующих рыцарей, стояла у причала.
Развевались флаги с госпитальерскими крестами, четыре конца которых символизировали христианские добродетели, восемь углов – добрые качества христианина, а белый цвет на красном фоне – безупречность рыцарской чести на кровавом поле войны.
Но вот капитан, рыцарь Ордена, одетый в черный плащ с белым крестом на левом плече, отдал приказ отплывать.
Офицер картинным жестом поднес ко рту серебряный свисток и свистнул, этот сигнал подхватили два надсмотрщика в центре судна и на носу.
Весла опустились в воду и галера начала свое плавание.
* * *
Жанна находилась на борту галеры.
Ей до смерти надоело подвергаться риску нового столкновения с пиратами и она решила воспользоваться услугами госпитальеров, попасть на Родос и уже там решить, куда плыть дальше.
Разговор Жаккетты и рыжего не прошел мимо ее ушей.
Жанна сиротливо сидела на корме.
Что–то сломалось у нее внутри и равнодушие Марина было только самым весомым, но не единственным камнем, расколовшем целостность души.
Все оказалось настолько зыбким, жизнь и смерть, красота и уродливость, верность и измена, подлость и прямодушие. Оказалось, что незыблемых истин нет, и в то же время они есть, но это совсем не те истины, в которые верилось раньше.
А самое страшное – жизнь потеряла привлекательность. Даже в усадьбе шейха и домике Абдуллы Жанна жила надеждой, усиленной ненавистью и упрямством, куда–то рвалась, за что–то боролась.
Теперь некуда рваться, не за что бороться.
Хочется сесть в тенистое место и сидеть там, глядя на листья. Сидеть и не шевелиться. Череда дней впереди представлялась серой–серой, как зимний слякотный дождь.
Жанна только теперь начала понимать, какой же счастливой она была, когда был жив ее герцог. Любимой по–настоящему. Человеком, а не красивой статуей. Мужчиной, который был ее рыцарем и защитником до последнего вздоха, как и обещал. Да что теперь толку от этого понимания…
Жанна устало смотрела, как Кипр остается за кормой. Сладкая земля…
Каким же разноцветным казался мир по дороге сюда, и каким однотонным он видится теперь. Нет сил ни плакать, не проклинать судьбу и любимого. Ничего нет, одна пустота и безнадежность.
Вот оказывается, что самое страшное.
Все можно вытерпеть, выстрадать, выстоять, когда тебя ведет любовь и надежда…
Но когда любовь твоя разобьется о каменные глаза человека, к которому вела тебя твоя надежда и станет ясно, что в свою душу он тебя и не собирался пускать, вот тогда падает небо.
И непонятно, как же жить теперь в этом мире, где небо разбилось о землю?
Без слез, без признаков душевных мук на лице Жанна отвернулась от Кипра.
* * *
Жанна недолго сидела в одиночестве.
– Грустно видеть печальное лицо у такой красивой дамы! – один из пассажиров, по виду преуспевающий купец, давно наблюдал за ней и, когда она отвернулась от борта, решил подойти. – Что случилось, неужели какое–то горе заставило Вас взойти на борт этой галеры?
Жанне так захотелось рассказать все этому незнакомому человеку, без утайки и без прикрас… Но она только вздохнула.
– Вы грек? – спросила Жанна.
– О нет, донна, я генуэзец, – сообщил купец. – Джирламо Пиччинино представитель торгового дома семьи Фрегозо к Вашим услугам.
– Жанна де Монпезá, – представилась в свою очередь Жанна. – А вас что занесло на Кипр?
– Торговые дела заставляют мотаться по всему свету… – вздохнул генуэзец. – Сейчас вот спешу на Родос. А вы – француженка. Я слышал еще на берегу, как вы разговаривали с камеристкой.
– Да, я аквитанка… – Жанна тоже вздохнула. – Со мной и моей камеристкой произошла очень неприятная история. Мы были захвачены пиратами, проданы в Триполи и только чудом Господним вырвались живыми оттуда и добрались до Кипра. Так что радоваться мне нечему.
– Как нечему радоваться?! – поразился генуэзец. – И вы так печально об этом говорите?! Да вы должны сиять от радости, как июльское солнце! Я не раз и не два был посредником при выкуплении людей из плена и знаю, какой это долгий и мучительный процесс. А чтобы красивая дама так легко вернулась с Востока, это вообще чудо! Да еще без выкупа!
– Да, все получилось довольно удачно, – согласилась Жанна. – Но один Господь знает, сколько раз мы были на волоске от гибели. А до дома так далеко…
– Не грустите! – эмоционально вскрикнул генуэзец. – Путь домой покажется вам совсем коротким. Уж я–то по собственному опыту знаю!
Жанна лишь улыбнулась.
Генуэзец понял это, как разрешение продолжить разговор и спросил:
– А Кипр Вам понравился?
– Я слишком мало на нем была. Поэтому он остался для меня загадочной страной, – покривила душой Жанна, для которой Кипр теперь был самым гадким местом на земле. – Но помню, что крестоносцы отзывались о нем с большим одобрением. С ним была связана какая–то пикантная история во время Третьего похода? Что–то с дамами… – добавила она, чувствуя небольшую радость, что не только ей одной пришлось несладко на сладком острове.
Генуэзец очень обрадовался, что красивая попутчица подкинула тему для светской болтовни и сказал:
– О да, Вы совершенно правы. Когда корабли с крестоносцами спешили в Сирию, к осажденной Акке, на Кипре сидел византийский правитель из рода Комниных, по характеру чистый пират. Корабли, которые терпели крушение у берегов острова, он обдирал до нитки. И когда в Лимасоле пристал к берегу корабль с сестрой и невестой английского короля, то Комнин решил захватил столь ценный подарок судьбы. Но это намерение ему дорого обошлось, потому что вскоре сам Ричард прибыл на Кипр и взялся за правителя всерьез. И когда он отплыл с острова, то Кипром уже правил Гвидо Лузиньян.
Жанна поглядывала на навязавшегося попутчика и не могла понять правиться он ей или нет.
Человек, как человек. Не толстый и не тонкий. Лицо смуглое, волосы черные. Довольно приятный, хотя чувствуется, что по–купечески настырный. Достаточно молодой. Даже очень молодой.
Станет постарше, путешествовать будет значительно меньше. Станет владельцем какой–нибудь конторы в каком–нибудь крупном городе, с которым дом, которому он служит, связан торговыми интересами.
Будет запирать в сундуке долговые обязательства знатных лиц и чувствовать, что держит бога за бороду.
Самое привлекательное в нем – огонек интереса в глазах. Приятно сознавать, что даже в простом платье вызываешь интерес у мужчин. Но все равно тоскливо.
– Вы так интересно рассказываете! Извините, я пойду прилягу… – поднялась Жанна.
