— Перестань писать для него тексты.
— А ты перестанешь быть сестрой Безупречного?
— Что? — растерялась она.
— Да ладно, Эрика. Не будь такой наивной.
Только один человек в мире говорил ей такие слова.
И она ненавидела, когда он их говорил, но еще больнее было услышать их от Михи.
— Знаешь, я терпеть не могу, когда меня называют наивной.
— Ладно, извини. Но это не так-то просто. Понимаешь, год за годом ты отчаянно мечтаешь подписать контракт и готов уже согласиться на все, что предложат. И наконец это происходит: тебя берут в команду и говорят, что именно ты должен писать. И даже если это не совсем то, о чем ты мечтал, ты делаешь то, чего от тебя ждут, потому что это твой шанс и ты не хочешь его профукать. И будешь делать до тех пор, пока не создашь себе прочное положение — и тогда уже сможешь творить так, как тебе нравится. Да, я написал «Свержение короля», но ведь я написал и «Боевых слонов».
— Значит, предлагаешь закрыть глаза на происходящее, и пусть все идет как идет?
— Закрыть глаза на что? Я просто делаю то, что умею, чтобы заработать себе на хлеб.
— Хлеб насущный, бабки, зелень. Деньги — это все, что волнует людей.
— Мне плевать на деньги, — спокойно возразил Миха, хотя его глубоко задело, что Эрика причислила его к заурядным материалистам. — Любовь моя, ты слишком сурова ко мне, а при этом ты сама лицемеришь.
— Что ты такое говоришь?
— Благодаря этой самой зелени твоя жизнь круто изменилась. А я тебя знаю, Эрика. Как бы тебя ни волновали всякие там проблемы, тебе нравится новая жизнь. Нравится жить в большом доме и не думать о том, как добыть денег на еду и оплатить аренду. Поразмысли над этим.
Ей не пришлось размышлять долго. Она вспомнила свою спальню с огромной гардеробной и новенький БМВ, который теперь водила. Она продолжала учиться, но без всякой цели. Ее жизнь стала сплошным непостоянством: она порхала и радовалась каждому дню, а все благодаря любви и щедрости брата.
—Ты прав. Абсолютно прав. Может быть, я во многом неправильно смотрела на мир и на себя саму. Но хочешь правду? В тот день в поезде у меня на многое раскрылись глаза, и я понимаю, что нужно прекратить то, что сейчас происходит. Мы не можем допустить, чтобы все продолжалось в том же духе. Это серьезней, чем мы думаем. Ты видишь здесь только бизнес, но там, на улицах, тысячи людей, и многие еще глупее тех мальчишек в поезде.
И все они воспринимают происходящее как нечто личное. Но поверь, я понимаю и твою позицию.
— И ты поверь: мне нет дела до той дряни, которую я пишу. Я предпочел бы сидеть здесь целыми днями и писать стихи о тебе.
— Правда? И что бы ты написал?
— Описал бы, что чувствую, когда ты рядом.
— И что же?
— Я чувствую цельность, единение и покой. Но, говорят, покой трудно продать, — добавил он.
— Неправда. Нужно только правильно его преподнести.
Эрика протянула руку через столик, ища его ладонь.
Он потянулся ей навстречу, и их руки соприкоснулись. Любовь сочилась через кончики пальцев, когда они сплетали их, лаская друг друга. И вот уже сердца их забились чаще, а разум стала застилать сиреневая дымка.
КНИГА ШЕСТАЯ
40
Воздух застыл в неподвижности, порождавшей смятение. Было холодно, но ни один порыв ветра не нарушал удивительный покой. В этот январский вечер, вечер большого торжества, все вокруг предрекало непредвиденные события, а тем временем знаменитости выходили из лимузинов и ступали на красную ковровую дорожку под привычное ликование толпы. Это была настоящая лекция на тему «Кто есть кто в мире шоу-бизнеса». Кто только не появился здесь сегодня: от кинодив до звезд поп-музыки. И это значило, что большой рэп стал частью массовой культуры. Пресса присутствовала в таком изобилии, что вспышки фотоаппаратов могли бы затмить солнце. Море искусственных огней пыталось оживить серое небо, нависшее над ковровой дорожкой, но по бокам от нее тысячи фанатов терпеливо сносили непогоду, сгрудившись словно на баррикадах и вглядываясь в конец улицы — в здание концертного зала «Радио-сити». Среди них стоял парень с большим плакатом, гласившим: «Хип-хоп должен выступать против войны с терроризмом, бороться со СПИДом в странах Африки, отстаивать репарации. Правда восторжествует, боритесь за свое будущее». Он ходил взад-вперед, выкрикивая протесты, но мало кто обращал на него внимание. Церемония вручения премий «Соре» должна была состояться сегодня здесь, в своей колыбели, впервые за всю историю существования. И только это занимало сегодня присутствующих.
Однако Безупречный заметил парня с плакатом, проходя по дорожке рука об руку с Триш — они так красиво смотрелись вместе — и отвечая на стандартные вопросы прессы перед началом шоу.
— Итак, Безупречный, ты номинирован сегодня на четыре награды, как и в прошлом году. Тогда ты забрал домой четыре из четырех. Думаешь, сможешь повторить прошлогодний результат, ведь твой второй альбом, хоть и получил широкое одобрение критиков, продавался хуже первого?
— У вас на лбу трещина, — заявил Безупречный журналисту, странно улыбаясь.
— Что? — поразился репортер необычности его слов.
— Ничего, — одернул себя Безупречный. — Не важно. Мы говорим о настоящем. Мой новый альбом рассчитан не на сегодняшний день. Он создавался для будущих поколений. Поэтому пусть сегодня случится то, что случится. Это не важно, важно то, что произойдет годы спустя. А пока сотрите трещину со лба.
Репортер не мог взять в толк, о чем говорит Безупречный. В голосе рэпера звучали зловещие нотки. Он совсем не походил на того Безупречного, у которого этот самый репортер брал интервью всего год назад. Вчерашняя жизнерадостность сменилась болезненной философичностью. Репортер не понял ни слова из сказанного, но, тем не менее, осторожно потер лоб, пытаясь отыскать на нем трещину или другой изъян.
— Что ж, спасибо Безупречному за то, что поделился своими мыслями. И это... на этом все.
Репортер уже собирался уйти, как вдруг заметил высокую темную фигуру, выросшую на фоне серого неба.
— Эй, посмотрите, кто только что появился перед камерами, наш неповторимый Ганнибал-каннибал, — восторженно затараторил журналист.
— Как делишки, Безупречный? — поприветствовал своего извечного врага Ганнибал; рядом с ним стояла Роза — волосы в красивом беспорядке, на губах улыбка, в глазах рабское подобострастие.
— Нормально, Бык. Все как всегда, — ответил Безупречный.
— Эй, Бык, означает ли эта встреча примирение враждующих лагерей? И что ты, Бык, чувствуешь в связи с сегодняшним выступлением? — Репортер выпалил все вопросы на одном дыхании.
— Сейчас мне нечего сказать, — ответил Ганнибал, бросив на репортера стальной взгляд, отбивший у того охоту настаивать.
