– Имена докторов им известны?
– Только Гебхардт. Католическая миссия в Фрибуре послала донесение в Ватикан.
– Я вас предупреждала.
Зурен начал ходить из угла в угол.
– Как произошла утечка? Мы ведь были крайне осторожны. Теперь, полагаю, придется обеспечить «кроликам» должный уход.
– Напротив, господин комендант. Мы с вами уже обсуждали…
– Поймите, службе безопасности стало известно – Гебхардту заочно вынесен смертный приговор. Мы имеем дело с мнением международного сообщества. Действовать надо крайне аккуратно. Поможет делу только правильно организованный уход.
– Будет лучше, если «кроликов» вообще не найдут. Общественное мнение не сможет ссылаться на то, чего не существовало.
– Но Гиммлер ведет переговоры со Швецией. Договаривается о транспортировке к ним заключенных автобусами Красного Креста. Рассчитывает на поблажки. Есть шанс, что и нам это поможет. Надеюсь, мне зачтется то, что я был против этих опытов.
Я удивлялась: как можно быть таким наивным? Не будет никаких поблажек. Германия проиграла войну. Победители не станут выяснять, кто против чего выступал. Зурена ждала петля, в этом можно было не сомневаться.
– Вы полагаете, что мир отмахнется от свидетельств тех, кто прошел через опыты в нашем лагере? Комендант, что бы вы ни говорили, вы понесете наказание. И я тоже.
Зурен посмотрел в окно.
– Как их тут найти? Заключенные больше не ходят под своими номерами.
Глаза у него были красные, я даже заподозрила, что он запил.
– Они не появляются на построении, – продолжал Зурен. – Присваивают номера умерших.
Я подошла ближе к коменданту:
– Большинство «кроликов» размещены в тридцать первом блоке. Или прячутся под бараком. И у нас теперь есть новое оборудование…
– Оберхойзер, я вас умоляю…
Зурен не любил говорить о новом оборудовании. И уж конечно, не находилось желающих обсуждать газовые камеры. Из Аушвица буквально ежедневно прислали специалистов, которые на скорую руку устанавливали в малярной мастерской рядом с крематорием это самое оборудование. Работа не очень качественная, но теперь можно было легко и просто заткнуть рот «кроликам».
– Я прикажу Бинц закрыть этот блок, а потом объявлю построение, – сказал Зурен. – А вы лично проследите за тем, чтобы все «кролики» до одного были пойманы.
Так тому и быть.
– То есть вы даете мне разрешение на…
– Доктор, делайте то, что считаете нужным. Главное – убедитесь в том, что все их следы исчезли.
Глава 24
Кэролайн
1944–1945 годы
Двадцать пятого августа Рожер позвонил мне в «Хей» и сообщил, что «Свободная Франция» и американские войска вошли в предместье Парижа.
Мы вернулись к работе.
Это было в воскресенье, так что дороги оказались пустыми. Я на полной скорости въехала в город и мчала, обгоняя машины, пока не увидела в зеркале заднего вида мерцающие синие огоньки. Однако стоило мне объяснить офицеру с милым детским лицом причину такой гонки, он снова включил проблесковые маячки и сопровождал меня до самого консульства.
В кабинете Рожера мы собирали информацию из всех возможных источников, читали телеграммы и депеши и одновременно слушали радио. Когда наши солдаты маршировали под Триумфальной аркой, мы по телефону делились своей радостью с Бордо и Лондоном. Американские солдаты и «Свободная Франция» во главе с генералом де Голлем пешим строем и на джипах вошли в Париж с юга. Толпы парижан на улицах кричали: «Vive la France!» Немецкие снайперы и танки еще постреливали в разных частях города, но люди от радости забыли о страхе и не могли усидеть дома. Вскоре немцы выбросили из своих бункеров белые флаги. Рестораторы достали из погребов последние бутылки шампанского, Париж сходил с ума от счастья.
Позже в тот же день мы смотрели из окна кабинета Рожера, как Лили Понс, звезда Метрополитен-оперы, пела для тысяч людей, собравшихся на Рокфеллер-плаза, чтобы отпраздновать победу.
Никто не сомневался – Гитлер капитулирует и Берлин падет, теперь это было делом времени. Войска союзников освобождали концентрационные лагеря. Я рассылала запросы о Поле по всем репатриационным центрам Франции.
Как он доберется до Парижа?
Францию освободили, но война еще не закончилась.
Как-то в апреле в «Хей» я в пижаме сидела в столовой и писала пресс-релиз о сиротах освобожденной Франции.
«На сегодняшний день сироты нуждаются в самых простых продуктах. Предлагаемый список: рис, сладкое какао, цельное порошковое молоко, сухофрукты. Следующие по важности продукты: чай и кофе для детей старшего возраста…»
Как много прошло времени с того дня, когда я получила первое письмо от Пола? Все мои запросы ничего не дали. На Вифлеем обрушилась последняя метель. Но к этому времени зима уже сама от себя устала, и похожий на белую фланель слой снега у нас во дворе покрылся коркой наста. Папа бы сказал, что в снежки таким не поиграешь.
Серж бухнул почту на столик возле парадной двери и пошел разгребать лопатой подъездную дорожку.
С наступлением сумерек я заварила в кухне чай, а на обратном пути в столовую решила просмотреть почту. Обычные конверты. Флайер с приглашением на ежегодную выставку лошадей, которую мама организовывала за нашим домом, в пользу библиотеки. Счет за месяц за молоко с фермы Элмвуд. Приглашение на концерт колокольчиков.
Один конверт привлек мое внимание. Светло-бежевый, именно того цвета, какими были все конверты с письмами от Пола. И адрес был написан его почерком, пусть не таким уверенным, но я сразу его узнала. И обратный адрес: Hôtel Lutetia, 45, boulevard Raspail
[34].
Дрожащими от волнения руками я вскрыла конверт и прочитала письмо.
Потом сбегала в кухню за сапогами, накинула на пижаму мамино пальто и, проваливаясь на каждом шагу сквозь корку наста, побежала через двор в магазин братьев Меррилл.
Ворвавшись в магазин, я застала маму возле стенных полок с прозрачным флаконом виргинского гамамелиса в руках. Она беседовала с мистером Мерриллом. При моем появлении они вздрогнули и отступили друг от друга на шаг.
Мистер Меррилл улыбнулся:
– Кэролайн, добрый день. Как бы вы отнеслись…
– Мистер Меррилл, не сейчас.
Я стояла, вцепившись в дверную ручку, и пыталась отдышаться.
Меррилл, притом что был мужчиной симпатичным и немногословным, если его подтолкнуть, мог до бесконечности обсуждать плюсы и минусы бумажных пакетов для бакалейных товаров.
– Господи, дорогая, что случилось? – встревоженно спросила мама.
