Рине, видимо, придется закрыть магазин – мало тканей и галантереи. Но с ней все будет хорошо. Отец Рины курит листья подсолнуха, табака просто не достать.
Надеюсь, ты сочтешь это письмо подробным. Мне пора идти собирать диппочту. Замолви за нас словечко перед Рожером. Часто думаю о тебе. О том, как ты там работаешь. Не позволяй Рожеру давить на себя. Помни – ты ему нужна.
Люблю и жду встречи,
Пол.
P. S. Сегодня во сне видел тебя на сцене. Здесь, в Париже. В самой «горячей» версии «Сон в летнюю ночь», и ты играла ангела. Это о твоей театральной карьере? Или о том, как я по тебе скучаю? Мои сны всегда сбываются.
Пол добрался до дома. Он в Руане. Он уцелел – это главное.
Для человека, живущего сценой и словом, Пол написал очень краткое письмо, но это лучше, чем ничего.
«Новая постановка? Может, во Франции еще все уляжется. Может, их продюсеры видят ситуацию лучше, чем мы тут, на другом конце света. И сон! Он действительно по мне скучает».
Среди французских газет, которые передавал мне Рожер, я отыскала «Лё петит паризьен». Газета была старая, но это не уменьшало ее ценности.
На первой странице главная новость дня: «РЕЙХ В СКАНДИНАВИИ! БРИТАНСКИЕ ВОЙСКА СРАЖАЮТСЯ НА СУШЕ И НА МОРЕ. НЕСМОТРЯ НА БОЛЬШИЕ ТРУДНОСТИ, ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ УСПЕХИ В НОРВЕГИИ».
У меня улучшилось настроение. Да, Америка не хотела ввязываться в войну, но зато британцы не отступали, даже несмотря на бомбардировки люфтваффе. Возможно, Гитлер все-таки не войдет во Францию.
В надежде найти хоть какое-то объявление о новой постановке Пола, я внимательно изучила театральную страницу. Ничего о Шекспире, зато обнаружилось маленькое объявление о магазинчике Рины. Простенький черный квадрат в рамке из жемчужин: «Les Jolies Choses. Lingerie et sous-vêtements pour la femme de discernement». Магазин нижнего белья для искушенных женщин?
В дверях появился Рожер. Галстук скособочен, на рубашке кофейные «пятна Роршаха».
– Ки, плохие новости. Гитлер напал на Францию, Люксембург, Нидерланды и Бельгию одновременно. Только что передали. Боюсь, дальше – хуже! – выпалил он и исчез.
Я кинулась за ним. Рожер метался из угла в угол в своем кабинете.
– Рожер, господи! Ты звонил в Париж?
Вращающийся вентилятор прогнал струю воздуха сначала по одной половине комнаты, потом по второй. Кто-то привязал к нему красную ленточку, и она трепыхалась, как нацистский флаг.
– Телефоны отключены, – ответил Рожер. – Нам остается только ждать.
Никогда прежде не видела, чтобы ему было страшно.
– А как же Линия Мажино?
– Похоже, Гитлер ее обошел. Или перешагнул. Он вторгся через Бельгию.
– И что будет делать Рузвельт?
– Вероятнее всего – ничего. У президента нет выбора. Он будет вынужден признать любое правительство, которое представит ему Франция.
Пиа с наушниками на шее подошла к двери в кабинет Рожера.
– Я пыталась дозвониться отцу в Париж, но не смогла пробиться. Мне надо домой.
– Пиа, сейчас ты никуда не можешь поехать, – возразил Рожер.
– Я не могу здесь оставаться.
– Не глупи, сейчас нельзя просто взять и уехать, – вмешалась я.
Пиа стояла, безвольно опустив руки, и вдруг разрыдалась.
Я обняла ее за плечи:
– Дорогая, все будет хорошо.
К моему немалому удивлению, Пиа обняла меня в ответ.
Четырнадцатого июня немцы заняли Париж, и спустя восемь дней Франция капитулировала.
Мы с Пиа стояли в кабинете Рожера и слушали радиорепортаж о том, как нацисты маршируют под Триумфальной аркой. Франция была разделена на две зоны: северная, оккупированная солдатами вермахта, и так называемая свободная зона на юге. Маршал Филипп возглавил новую Французскую республику, или «режим Виши», в южной зоне, которую большинство считало марионеточным государством нацистов.
– Что теперь будет с нашим офисом? – спросила Пиа.
– Не знаю, – ответил Рожер. – Остается запастись терпением и делать для наших людей здесь, в Америке, все, что в наших в силах. Связи у нас нет.
– А британцы могут помочь?
– Уже помогают, – отрезал Рожер. – Только что передали – немецкие бомбардировщики усилили активность над Ла-Маншем.
Нам повезло, что Рожер поддерживал хорошие отношения с нашими соседями по Рокфеллер-центру в Интернешнл-билдинг и Бритиш-билдинг, или, как их называла Пиа, с «британскими друзьями-шпионами». А те, в свою очередь, щедро делились с ним секретными сведениями.
Прошел звонок по персональной линии Рожера. Пиа сняла трубку:
– Кабинет Рожера Фортье. О да. Она здесь. Оставайтесь на связи.
Пиа протянула мне трубку:
– Это Пол.
– Как ему это удалось? – удивился Рожер.
Я схватила трубку:
– Пол?
У меня перехватило дыхание.
– У меня всего минута, – сказал он.
Голос его звучал так отчетливо, словно он говорил из соседней комнаты. Я заткнула пальцем свободное ухо.
Неужели действительно он?
– Кэролайн, как же приятно слышать твой голос.
– Пол, господи! Мы только что узнали. Как тебе удалось дозвониться?!
– Мой друг в посольстве посодействовал. Ты не представляешь, что тут творится. Гитлер будет здесь, это вопрос времени.
– Я могу попросить Рожера поторопиться с визами.
– Даже не знаю. Тут скоро все накроется.
– Что еще я могу для тебя сделать?
– Мне надо спешить. Я просто хотел, чтобы ты… – В трубке что-то защелкало. – Кэролайн? Ты меня слышишь?
– Слышу, Пол.
– Кэролайн?
– Пол, не бросай меня!
Связь прервалась.
Я секунду послушала зуммер и положила трубку. Мы ждали, когда снова зазвонит телефон. Рожер и Пиа стояли руки по швам и не сводили с меня глаз. Я хорошо помнила такие взгляды. Жалость. Как в тот день, когда умер папа.
– Если он еще дозвонится, сразу переключу на тебя, – пообещала Пиа.
Пока я шла обратно к себе, меня преследовало жуткое чувство, что это был последний раз, когда я разговаривала с Полом.
Глава 11
Кася
1940–1941 годы
Я не успела ответить Зузанне, дверь ударом ноги сорвали с петель, и три чернорубашечника перешагнули через нее и ворвались в будку. Один рывком поднял Петрика с пола, другие за руки вытащили меня наружу. Монеты из кассы разлетелись по всей будке.
