В соседней комнате заворочался Петрик. Я на секунду замерла. Оставить записку или нет? Быстро нацарапала на оберточной бумаге от посылки Кэролайн «до свидания» и пошла вниз к старому бирюзовому автомобилю. Папа время от времени давал мне попользоваться этой машиной, а Петрик уже несколько лет делал что мог, чтобы она оставалась на ходу. Папа говорил, что на ней больше ржавчины, чем краски, но пока она нас не подводила.
Первое время в пути я изводила себя разными вопросами.
Например:
А что, если это и правда Герта?
Не нападет ли она на меня?
Не брошусь ли я сама на нее?
Пока я ехала, в голове немного прояснилось. Машин на дороге почти не было. Я разложила на пассажирском сиденье карту и сопроводительные инструкции, включила погромче радио и позавтракала одной пачкой «Фиг Ньютонз». На упаковке было написано: «В ДВОЙНОЙ УПАКОВКЕ БОЛЬШЕ СВЕЖЕСТИ!» И действительно, печенье стало еще вкуснее, чем раньше, – мягкое и немного влажное снаружи, со сладкой инжирной начинкой.
Такой завтрак поднял мне настроение. Возможно, эта поездка – не такая уж плохая идея.
По дороге на северо-запад я ехала через заброшенные, полуразрушенные деревни. Единственными яркими пятнами в тускло-серых городах были плакаты, на которых красными буквами по белому фону пропагандировались достоинства социализма и «Нерушимая дружба с Советским Союзом».
Подготовка к поездке была непростым делом еще и потому, что у Германии отбили территории, которые она захватила во время войны. Восточные земли, ранее отрезанные от Польши, вернулись к ней. Остальную территорию Германии поделили между собой вчерашние союзники. На месте довоенной Германии появилось два государства: Западная Германия, которая уже не была оккупирована войсками союзников, и на востоке государство поменьше – Германская Демократическая Республика, или ГДР.
Путь через Польшу и Восточную Германию занял весь день. Дорога была вся в выбоинах, на многих участках просто завалена всяким хламом. Легковые машины встречались очень редко. Мимо с грохотом проехал советский военный конвой с закрашенными номерами. Солдаты, которых перевозили в грузовиках, пялились на меня, как на какую-нибудь диковинку на цирковой арене.
Первую ночь я спала в машине, причем вполглаза – боялась, что ограбят.
На следующий день сквозь густой туман и моросящий дождь я добралась до внутренней границы Германии, которая на протяжении почти тысячи четырехсот километров разделяла Западную Германию и советские территории. Транзитных маршрутов, по которым границу могли пересекать не граждане Германии, было совсем немного. Кэролайн направила меня по самому северному, через контрольно-пропускной пункт Любек – Шлутуп. Я подъехала и пристроилась за последней машиной в очереди к опущенному шлагбауму возле сторожевой будки.
Дождь барабанил по крыше, а я разглядывала виднеющуюся вдалеке бетонную наблюдательную вышку.
Наблюдают они за мной или нет? Видно им, как моя умирающая машина изрыгает бледно-лиловый дым, пока я стою в очереди?
Где-то залаяла сторожевая собака. Я оглядела пустынную местность и длинное металлическое заграждение вдоль дороги.
Так это здесь расставляют мины-ловушки, вдоль этого заграждения? Пока я сижу в машине, со мной ничего не случится.
Очередь двигалась очень медленно. От моих «голых» дворников не было никакого толка – резину давно украли мелкие воришки. Я выключила радио и постаралась сосредоточиться.
Мне так нужна сейчас Зузанна. И где она? Ах да. Наслаждается своей новой жизнью в Нью-Йорке.
Я в десятый раз перепроверила документы. Три листа плотной бумаги. Подписаны чернилами. Подпись размашистая.
Кася Кузмерик, представитель по вопросам культуры.
Я провела пальцем по выпуклой печати. Конечно, представитель по вопросам культуры из меня был никакой, но с такими документами я почувствовала себя важной персоной. И в безопасности.
Когда наконец подъехала к воротам, мое платье под тяжелым пальто насквозь пропиталось потом.
Я опустила окно.
– Полячка? – спросил пограничник.
Я кивнула и передала ему свои документы. Он только один раз на них посмотрел и повернулся в сторону будки. Причем с моими документами.
– Двигатель не выключайте, – сказал он на немецком.
Я ждала и поглядывала на датчик уровня бензина.
Стрелка действительно двигается к нулю или мне кажется?
В сторожевой будке два немецких солдата отодвинули занавески и посмотрели в мою сторону. Наконец к моей машине подошел офицер средних лет.
– Выйдите из машины, – сказал он по-польски с немецким акцентом.
– Зачем? – удивилась я. – И где мои документы?
– Ваши документы конфискованы.
Ну почему я не послушалась Петрика? Видно, он все-таки прав – ничему меня жизнь не учит.
Глава 45
Кася
1959 год
Выбраться из машины оказалось не так просто, дверь заклинило, и, как я ее ни дергала, она не открывалась. Пришлось вылезать с пассажирской стороны. Этот номер в моем исполнении очень позабавил пограничников.
Дождь постепенно превратился в туман. Я заметила капельки влаги на блестящем козырьке фуражки офицера, который приказал мне выйти из машины. Меня не слушались ноги, я облокотилась одной рукой на капот, но тут же отдернула руку, потому что капот был очень горячим.
Неужели двигатель перегрелся?
– У вас интересные документы, – заметил офицер. – Но как бы то ни было, их заменили на однодневный пропуск.
– Но…
– Если вас это не устраивает, разворачивайтесь, – предложил офицер. – Либо езжайте дальше, ваша машина и так уже на последнем издыхании.
Я взяла у него пропуск.
Интересно, он заметил, что у меня дрожат пальцы?
Пропуск, по формату не больше пачки сигарет, успел к этому времени отсыреть и, конечно, не шел ни в какое сравнение с моими красивыми документами.
– Постарайтесь подъехать сюда завтра до шести утра, иначе вам придется пожить тут с нами.
Офицер махнул рукой следующей машине, что означало конец разговора.
Когда я забралась обратно на водительское место, меня от облегчения бросило в холодный пот. На втором посту все прошло гладко. Пограничники проверили мои документы и пропустили. Я направилась на запад в Штокзее.
Западная Германия с зелеными полями и аккуратными фермами оказалась полной противоположностью Восточной. Дороги были ровными. Я ехала по оживленной, и меня постоянно обгоняли – моя машина отказывалась набирать скорость больше пятидесяти миль в час. Остановилась я только один раз, у первого попавшегося на глаза телеграфа, и послала оттуда телеграмму, в которой сообщила, что уже в дороге.
