Кэролайн крепко сжала мою руку:
– Дорогая, это совсем не обязательно.
– Но ты столько всего нам подарила. Мне бы тоже хотелось что-нибудь тебе подарить.
– Ты сама была подарком для всех нас, особенно для мамы.
Мы продолжили полоть газон, а я подумала, что буду скучать по Вифлеему.
Спустя какое-то время Кэролайн повернулась ко мне и сказала:
– Знаешь, Кася, остался еще один вопрос…
– Какой?
– Я бы хотела с тобой кое-что обсудить.
– Хорошо, давай обсудим.
– Это касается одного… в общем, одного человека, которого ты когда-то знала.
– Ради бога, я не против.
– Вообще-то, это касается Оберхойзер.
Меня чуть не вытошнило от одного только упоминания ее фамилии. Чтобы сохранить равновесие, я оперлась рукой о землю.
– А что с ней?
– Мне очень не хочется даже произносить такое вслух, но мои источники сообщили, что ее, возможно, освободили до…
Я встала на ноги. У меня закружилась голова. Я крепче сжала совок в руке.
– Это неправда. Немцы не могут выпустить ее…
Мне стало нечем дышать.
– Насколько нам известно, это сделали американцы. Еще в пятьдесят втором. По-тихому.
Я быстро зашагала к дому, потом вернулась.
– Она все это время была на свободе? Зачем они это сделали? Был приговор суда…
– Кася, я не знаю. И русские, и американцы пытались заполучить знания немецких врачей, вероятно, мы попробовали такой способ. Как-то так получается, что Германия проигрывает все войны, а в мирное время одерживает над всеми победы.
– Твои источники ошибаются.
Кэролайн встала и тронула меня за рукав.
– Они считают, что власти Западной Германии помогли ей устроиться в Штокзее. Это на севере Германии. И вполне вероятно, что она снова практикует… как семейный врач.
Я отбросила от себя руку Кэролайн:
– Я в это не верю. Она убивала людей. – Я задрала юбку. – Это она со мной сделала!
Кэролайн шагнула ближе ко мне:
– Я знаю. Но мы можем с этим бороться.
Я рассмеялась.
– Бороться с ними? Интересно как?
– Для начала нам надо, чтобы ее кто-нибудь опознал.
– И этим кто-то буду…
– Только если ты сама захочешь.
Солнце выглянуло из-за деревьев, его лучи начали согревать мои плечи.
– Захочу? Ничего такого я не хочу. – Я забросила совок в ведро. – Как ты вообще можешь мне подобное предлагать? Чтобы я пришла с визитом к Герте Оберхойзер?
Мне вдруг показалось, что солнце начало по-настоящему припекать.
– Нам нужна фотография или оригинал рецепта из ее кабинета с образцом ее почерка и подписью. Без этого мы ничего не сможем доказать.
– Щелкнуть Герту Оберхойзер? Ты, наверное, шутишь.
– Я достану транзитные документы и деньги.
Она что, действительно просит меня поехать повидаться с Гретой Оберхойзер?
Я представила ее лицо. Ее самодовольную ухмылку. Скучающий вид. У меня скрутило кишки. Я даже испугалась, что меня вывернет на идеальный зеленый газон.
– Прости, ты была к нам очень добра, но я не смогу.
Я пошла по дорожке к дому.
Кэролайн не отставала.
– Иногда мы должны идти на жертвы ради большего блага.
Я остановилась и развернулась кругом.
– Мы?
Значит, Зузанна останется здесь в полной безопасности, а я одна отправлюсь на поиски Герты?
– Дорогая, прошу тебя, подумай над этим.
– Но…
– Не спеши с ответом. Идем заварим свежий кофе.
Свинья резко проснулась, с трудом поднялась на ноги и потащилась за нами к дому.
Мне было приятно сознавать, что Кэролайн нуждается в моей помощи, но она просила сделать невозможное. Увидеться с доктором Оберхойзер? Может, мне даже придется с ней заговорить? А вдруг она меня узнает? Помнит ли маму?
Кода мы подошли к дому, я поняла, что Кэролайн была права, когда рассказывала о розах. Стоило солнцу подняться выше, аромат исчез.
Глава 44
Кася
1959 год
В Люблине меня ждали большие перемены. Я уезжала на несколько месяцев, а когда вернулась, возникло ощущение, что прошли годы.
Петрик получил от фабрики квартиру в пригороде Люблина и переехал туда с Халиной. Квартира была не больше кухни Кэролайн в «Хей», но зато своя. Мы жили там втроем. Ни папы, ни Марты. Зузанна осталась с Сержем в Коннектикуте. Целых две комнаты на троих.
Кухня очень компактная, там едва можно было развернуться. В свой выходной в больнице я сшила голубые занавески из льняной ткани с птичками по кромке – маме бы они понравились – и поставила на подоконник две маленькие бутылочки водки, которые мне дала в самолете стюардесса.
Петрик, как мне показалось, был рад моему приезду. Но скучал ли он? Муж ничего не говорил, а я не спрашивала. Во всяком случае, встречая меня в аэропорту с одной-единственной розой в руке, он улыбался. И я тоже улыбалась – у меня ведь был новый зуб.
Может, теперь все переменится? Почему я стесняюсь собственного мужа? И хожу я сейчас намного лучше.
Врач в Маунт-Синай дала мне таблетки от неприятного чувства тревоги, которое я время от времени испытывала. Но они уже закончились, так что иногда я становилась раздражительной.
Я настроилась все исправить, чтобы у нас с Петриком снова все было как до войны.
Однажды, уже ближе к вечеру, я заглянула к папе на почту.
Он передал мне через зарешеченное окошко посылку и шепнул, чтобы никто не слышал:
– Вот, успел забрать до проверки.
Посылка была обернута в коричневую бумагу и по размеру – не больше обувной коробки.
– Будь осторожнее с тем, что тебе присылают твои друзья.
Я посмотрела на адрес отправителя.
К. Ферридэй. 31, Восточная пятидесятая ул., Нью-Йорк, США.
Кэролайн предусмотрительно написала свой адрес, если бы она отправила посылку через консульство, ее бы сразу вскрыли. Хотя любые контакты с Западом считались подозрительными и таких людей заносили в отдельные списки.
– И вот еще письмо от Зузанны, – добавил папа.
Ему явно хотелось узнать, что за посылка и о чем пишет Зузанна, но я, ничего не объяснив, спрятала и посылку, и письмо под пальто и быстро пошла домой – благо теперь я могла ходить, как нормальные люди.
