После Калифорнии нам предстояло турне через всю Америку с заездом в Гранд-Каньон и посещением Лас-Вегаса.
Однажды на игровом автомате, за которым сидела Зузанна, вдруг засверкали лампочки и из него посыпались деньги, так она испугалась, что что-то сломала.
Когда мы приехали в Вашингтон, нас представили на специальной сессии конгресса, и мы почувствовали себя настоящими кинозвездами.
Вернувшись в Нью-Йорк, «кролики» на последнюю неделю разъехались по американским семьям, а мы с Зузанной так и гостили у Кэролайн, только теперь в ее нью-йоркской квартире. Она носилась с моей сестрой, как наседка с цыплятами, – подарила ей новую ночною сорочку и домашние тапочки. А когда врачи официально сообщили радостную новость о том, что рак Зузанны перешел в стадию ремиссии, Кэролайн устроила праздничный ужин и подарила нам с сестрой новые платья из «Бергдорфа». В жизни не видела женщины счастливее, можно было подумать, что она – мать Зузанны.
Если аппетит может служить показателем выздоровления, то моя сестра выздоравливала с фантастической скоростью. Наверное, это было как-то связано с тем, что мы жили на Манхэттене. Зузанна давно мечтала там побывать. Или русский повар Кэролайн закормил ее польскими блюдами.
Или все дело было в кафе-автомате.
– Вот где я бы хотела оказаться после смерти, – сказала сестра, подставив белую фарфоровую чашку под серебристый кран в форме дельфина.
В чашке закружил водоворот черного ароматного кофе.
Если Нью-Йорк был для нас страной Оз, то это кафе было нашим Изумрудным городом. Судя по надписи на бесплатном спичечном коробке, его полное название «Хорн и Хаггард автомат, угол Пятьдесят седьмой и Шестой». Внутри было тепло, так что можно сидеть без пальто, а еда появлялась, словно по волшебству. В стеклянных будках сидели улыбающиеся женщины в черном, их еще называли «nickel throwers», и разменивали купюры на монеты. Для удобства они пользовались резиновыми напальчниками.
Меняешь деньги, а дальше все просто: опускаешь монетку в щель напротив полочки с понравившимся блюдом, и прозрачная дверца открывается. Там можно было выбрать готовую курочку, яблочный пирог и тушеную фасоль по-бостонски. Больше ста разных наименований! Хотелось есть в этом кафе каждый день.
Мы с Зузанной ничем не выделялись среди американцев. В платьях из «Бергдорфа» вполне соответствовали нашему новому имени – Леди из Равенсбрюка. Трудно было поверить в то, что скоро улетим и все это останется в прошлом, но я все равно очень хотела быстрее оказаться дома. Увидеть Петрика. И Халину. Мне тяжело в этом признаться, я знала, что буду скучать по Кэролайн, она ведь так много для нас сделала, но в то же время я радовалась, что Зузанна теперь будет только со мной. Представляла, как мы полетим вместе в самолете, будем смеяться и болтать обо всем на свете.
Зузанна поставила свой поднос напротив моего.
– Кася, кажется, я начала толстеть. Ты любишь картофельное пюре?
У нее на тарелке возвышалась усыпанная зеленым горошком горка пюре с лужицей коричневого соуса на вершине.
К нашему столику подошла женщина с кувшином свежего кофе и собралась налить немного в мою чашку.
– Нет, – сказала я и накрыла чашку ладонью.
Я ведь не заказывала себе еще кофе.
– Это называется «бесплатная добавка», – объяснила мне Зузанна.
Нью-Йорк часто преподносил такие сюрпризы.
Зузанна погрузила вилку в пюре, подловила несколько горошин и съела. Она очень хорошо выглядела, прямо как манекенщица.
– Чего бы мы только не отдали тогда за зеленый горошек, – вспомнила Зузанна.
Она не могла заставить себя произнести вслух «Равенсбрюк».
– Ну, зато теперь Герта Оберхойзер питается консервированными бобами в своей холодной камере.
– Кася, тебе надо попробовать отпустить это.
– Я никогда их не прощу, если ты это имеешь в виду.
– Цепляясь за свою ненависть, ты сама себе делаешь больнее.
Сестра редко докучала мне своими советами, но этот ее позитивный настрой меня раздражал. Как я могу их простить? Бывали дни, когда я выживала только благодаря своей ненависти.
Я решила сменить тему.
– А я рада, что ты растолстела. Папа тебя не узнает. Ты сейчас совсем другой человек. И этот человек до сих пор не упаковал свои вещи.
Зузанна опустила глаза:
– Кася, у меня к тебе одна просьба.
Я улыбнулась.
Для своей сестры я была готова на что угодно. Я потрогала языком новый зуб – проверила, на месте ли. Это был мой самый любимый сувенир, гладкий, идеальной формы и по цвету совсем не отличался от остальных. Я теперь часто улыбалась без причины. В кафе вошла компания молодых парней и девушек. Они заняли места в кабинке. Один парень поцеловал свою девушку в губы прямо на глазах у всех. Они казались такими свободными и счастливыми. В новых очках я все очень хорошо видела.
– Для тебя все, что угодно.
Зузанна достала из сумки папку и положила ее рядом с моим подносом.
– Мне нужна твоя помощь. Надо выбрать…
Я открыла папку. Там оказались фотографии. Шесть или семь. Черно-белые. Как на паспорт. И все детские. Были совсем крошки и чуть постарше.
Я закрыла папку.
– Что это?
Зузанна выдавила вилкой на пюре «садовую калитку».
– Это мне дала Кэролайн.
– Для чего? – Я взяла сестру за руку. – Зузанна, что происходит?
Она высвободила руку:
– Я хотела тебе рассказать… На прошлой неделе я была в больнице, и они спросили мое мнение по поводу одного случая.
– С тобой это постоянно происходит. И что из того?
– А потом они поинтересовались, не хочу ли я преподавать.
– Здесь? – не поняла я.
– Да, Кася, здесь. Где же еще? Я попросила Кэролайн продлить мою визу.
– Ты не вернешься домой?
Получается, я боролась за возможность привезти ее сюда только для того, чтобы потом здесь же и потерять.
– Конечно, я вернусь. Не говори глупости. Просто у меня появилась возможность повысить свою профессиональную квалификацию.
– Это все из-за повара?
Ну почему я позволила этому зайти так далеко?
Зузанна серьезно, по-докторски, посмотрела на меня:
– Кася, у него есть имя.
– Папу удар хватит. Я не стану ему рассказывать.
– Фотографии детей мне дала Кэролайн. Им нужен дом, семья. Одного мальчика зовут Жульен. Он с Ингониша, это на острове Кейп-Бретон в Канаде. Совсем недавно потерял родителей в автокатастрофе.
– Для таких детей существуют сиротские приюты.
