– Это все – будущее медицины. Не могу дождаться, когда увижу их реабилитационное отделение.
– У нас дома такое же.
– Что? Скакалки и две гантели? У них здесь есть отделение гидротерапии. Многие бы хотели получить подобное лечение.
Мы переоделись в медицинские халаты, и медсестра нацепила мне на запястье бумажный браслет. После этого мы пошли на рентген. Сумочку можно было оставить в шкафчике, но я предпочла взять ее с собой.
– Подумать только, какое тут оборудование! – восторгалась Зузанна.
Я накинула на сорочку мягкий халат.
– Наше то же самое делает. Просто не такое новое.
В кабинет доктора мы прошли в тапочках, которые нам разрешили оставить себе.
– Позвольте, я возьму ваши вещи, – обратилась ко мне медсестра в гофрированной шапочке.
Она попыталась взять у меня одежду с сумочкой, но я не отдала.
– Спасибо, я сама подержу.
Медсестра помогла мне подняться по небольшой деревянной лесенке и сесть на стол для обследования. Подо мной зашуршала бумажная салфетка.
Доктор Говард Раск, добродушный симпатичный мужчина с копной седых волос, показал мне металлическую коробочку размером с ладонь и спросил:
– Вы даете согласие на то, чтобы я записывал результаты обследования? Это сэкономит мне время.
Доктор спрашивает разрешение у больного? Это что-то новенькое.
Я кивнула, и доктор начал говорить в коробочку, как в микрофон:
– Пациентка миссис Баковски, тридцать пять лет, белая, польско-немецкого происхождения. Операции проводились в концентрационном лагере Равенсбрюк под Фюрстенбергом, Германия, в течение одна тысяча сорок второго года. У пациентки наблюдается снижение мускульной деятельности левой икры, вызванное внедрением чужеродных элементов.
Врач поместил мой снимок в негатоскоп и включил лампочку.
Зузанна повернулась ко мне, от удивления у нее даже челюсть отвисла. У них тут в каждом смотровом кабинете было такое оборудование. А у нас в больнице всего один негатоскоп на всех.
На снимке были видны посторонние предметы у меня в икре. Было очень странно видеть их во всех подробностях. Мне приходилось разглядывать много рентгеновских снимков, но с таким четким еще никогда не сталкивалась. Эта картинка оживила в моей памяти операционную в Равенсбрюке. Я увидела ее как наяву. Доктор Гебхардт. Доктор Оберхойзер.
Врач вставил в негатоскоп следующий снимок, и я начала потеть.
– Большеберцовая кость уменьшилась на шесть сантиметров, результат – анталгическая походка. Наблюдается сеть невром, она частично является источником локализованной невралгии, которой страдает миссис Баковски. Запланировано лечение в следующем порядке: для улучшения кровотока и снижения боли – процедуры по извлечению чужеродных предметов, удаление невром и восстановительная пластическая хирургия. Рекомендуется: ортопедическое протезирование, обезболивающее по мере необходимости, обычная послеоперационная оценка психического состояния пациентки.
К тому времени, когда доктор Раск отключил свой записывающий прибор, я с трудом могла дышать. Мне хотелось кое-что уточнить.
– Какие-нибудь вопросы, миссис Баковски?
– После операции нога так и будет болеть?
– Стопроцентной гарантии я дать не могу. Есть вероятность того, что боль вы еще будете ощущать, но она станет гораздо слабее, чем сейчас. И ваша походка улучшится.
– Больше вопросов нет. Спасибо, доктор.
Я спустилась со стола, мне не терпелось скорее убежать из этого увешанного рентгеновскими снимками кабинета.
– Кроме этого, мы планируем провести послеоперационное тестирование вашего психического состояния.
– Я не сумасшедшая, доктор.
– Это стандартная процедура. Девушки Хиросимы нашли ее полезной. – Врач помог Зузанне забраться на стол. – На этом – все. Ночь проведете у нас, утром и начнем. Для регистрации можете подождать здесь или в приемной.
– Операция уже завтра? – удивилась я.
– Чем быстрее мы приступим, тем скорее вы начнете восстанавливаться.
«Восстанавливаться? – Я вспомнила лазарет в Равенсбрюке. – Неужели мне снова предстоит пройти через это?»
Доктор Раск занялся Зузанной, и я вышла из кабинета.
У меня началась паранойя. Я терзала себя вопросами: насколько болезненной будет операция? Придется ли потом лежать в гипсе и сколько дней?
Переодевшись, прошла по лабиринту коридоров и выскользнула на улицу через волшебные двери.
«Не будет никакой операции, – решила я про себя. – Меня очень даже устраивает моя анталгическая походка. Так что спасибо, но нет».
Глава 42
Кася
1958 год
На улице я сразу стянула с руки больничный браслет и закинула его в урну. Так хорошо было побродить по людному Нью-Йорку без всяких опознавательных браслетов.
На переходе загорелась надпись: «СТОЙТЕ».
Я остановилась на тротуаре, но все остальные пошли через дорогу.
Гуляла и разглядывала разные фасоны шляп в витринах, пока не разболелась нога, а потом вернулась в приемный покой Маунт-Синай, села на диванчик и стала просматривать журналы – это мое любимое дело во время визитов к врачам. Особенно если журналы американские. Полистала «Сатэрдей ревью». Наткнулась на рекламу нового фильма «Дневник Анны Франк». На фотографии красивая актриса в крестьянской юбке с бретелями сидела, закинув ногу на ногу, и улыбалась. Так американцы представляли себе Анну Франк.
А потом мое внимание привлек заголовок: «THE LAPINS ARE COMING»
[45]. Автор – Норман Казинс. «Лапин» по-французски – «кролик», но звучит все-таки намного лучше. И написана статья была очень хорошо.
«На сегодняшний день около трехсот читателей „Сатэрдей ревью“ пожертвовали приблизительно шесть тысяч долларов… Но главное, конечно же, их ждет впереди…»
Я думала о том, какие американцы щедрые и отзывчивые люди, о том, как они к нам великодушны. И тут вдруг рядом со мной появились Кэролайн с Зузанной.
– Кася, где ты пропадала? – спросила Кэролайн. – Мы тебя вызывали по внутренней связи.
– Захотелось подышать свежим воздухом. Ну что, теперь можно уходить?
– Куда? – Мне показалось, что Кэролайн едва не падает от усталости. – Тебя ждут у стойки регистрации. Где твой браслет?
– Я передумала…
– Ты хоть понимаешь, сколько сил положено на то, чтобы вы здесь оказались? Доктор Раск – один из лучших хирургов Америки.
У Кэролайн, пока она говорила, перышко на шляпке начало дрожать.
