Петрик сел на кровать рядом с открытым чемоданом. Это был еще мамин старый зеленый чемодан.
– Зузанна велела тебе ехать. Разве можно упускать такой шанс?
Я хотела полететь на том самолете. Уже давно ничего так сильно не хотела. Появился шанс вылечить ногу, ну или привести ее в более или менее нормальное состояние. При одной только мысли, что меня избавят от постоянной боли, начинала кружиться голова. А еще для всех девочек был запланирован осмотр и лечение у дантиста. Я мечтала о том, чтобы мне вылечили зуб. Он так болел, что я уже разучилась улыбаться. Плюс возможность полететь на самолете в Нью-Йорк и посмотреть тамошние достопримечательности. И Калифорнию. Люблинские газеты уже сделали из нас знаменитостей.
Я достала из чемодана мое парадное платье и повесила его обратно в шкаф.
– Как я могу оставить Зузанну?
– Мы будем по тебе скучать, – пообещал Петрик. – Но, Кася, подумай о том, чего ты себя лишаешь. Зузанна больше других хочет, чтобы ты поехала. А Халина? Теперь что, получается, ее мама испугалась?
Да, когда я представляла, как в первый раз в жизни полечу на самолете, у меня сводило живот. А еще предстояло говорить с людьми на моем ужасном английском, и самое главное – снова лечь на операционный стол.
– Меня не будет несколько месяцев. Где гарантия, что Зузанна не умрет без меня?
Петрик взял меня за руку:
– Поверь, мы будем о ней заботиться.
Мне было так приятно, что он держит меня за руку, но я все равно вырвалась и защелкнула замки на пустом чемодане.
– Я не передумаю.
Петрик взял чемодан и подошел к шкафу.
– Поры бы тебе усвоить – есть вещи, которые мы не в состоянии изменить.
– И что теперь? По-твоему, я должна уехать и оставить сестру умирать? Я не…
Я обернулась и увидела, что на пороге нашей спальни стоит Зузанна.
– Ой, а я тут… – начала я в надежде, что сестра не слышала мою последнюю фразу.
Зузанна вошла в комнату.
– Кася, не беспокойся об этом.
Я скрестила руки на груди:
– Никуда без тебя не поеду.
– Я рада.
– И ты на меня не сердишься?
Зузанна улыбнулась:
– Вовсе нет.
Я обняла сестру и сразу почувствовала, как у нее выпирают ребра.
– Вот и хорошо, ведь я тебя никогда не оставлю.
– Если так, я очень счастлива, – проговорила Зузанна. – Потому что, если мне суждено умереть, я хочу, чтобы в этот момент ты была рядом. – Она достала из кармана конверт. – Тем более что мы летим в Америку. – Сестра извлекла из конверта телеграмму, откашлялась и зачитала: – Мисс Зузанне Кузмерик разрешается поездка в Америку. Точка. Документы придут позже. Точка. Бон вояж. Точка. Кэролайн Ферридэй. Точка.
Петрик подошел к шкафу и снял с верхней полки чемодан. А мы с Зузанной, взявшись за руки, раскачивались под приятный голос Эдди Фишера.
Вместе, вместе, вместе.
Глава 41
Кася
Декабрь 1958 года
Мы приземлились в Айдлуайлде в восемь тридцать утра. Тридцать пять крайне взволнованных женщин. Польская речь звучала в салоне очень громко, но пассажиры были к нам добры, и, казалось, им даже нравится наблюдать за нами.
Кэролайн встречала нас у трапа – некоторые спускались очень медленно – и руководила целым строем кресел-каталок. Имя Кэролайн означает «радость», потому неудивительно, что мы все были счастливы ее увидеть. Она была такая красивая в темно-синем костюме, с французским платком и в очаровательной фетровой шляпке с пером.
– Странно, что она не замужем, – удивлялись польские женщины.
Высокая, стройная, изящная, с королевскими манерами, в Польше ей бы по несколько раз в день предлагали руку и сердце.
Едва мы прошли таможню, к нам кинулись репортеры, люди из Красного Креста и друзья Кэролайн.
Столько было вспышек!
– Как вам Америка? – спросил один репортер, чуть ли не тыча мне в лицо микрофоном.
– Если можно судить по еде в самолете, поездка удалась, – ответила я.
Все рассмеялись.
– Добро пожаловать, леди из Польши, – сказала Кэролайн, одной рукой обняв Зузанну за талию. – Оливковая ветвь, пронесенная через тысячи миль.
Вы не поверите, сколько улыбок можно увидеть одновременно в одном месте!
В ту неделю мы разбились на маленькие группы и разъехались по разным городам. Мы с Зузанной остались с Кэролайн в Нью-Йорке. Нас должны были обследовать и прооперировать в Маунт-Синай. Это такой медицинский комплекс. Девочки, которым была нужна восстановительная хирургия, отправились в Бостон; у кого были проблемы с сердцем – в Детройт, Балтимор и Кливленд. Еще две поехали в Национальный еврейский госпиталь в Денвере, там практиковались лучшие в мире методики по лечению туберкулеза, а у наших девушек до сих пор были проблемы с легкими.
Я считала, что нам с сестрой повезло остаться в Нью-Йорке. Там можно было столько всего посмотреть! Кэролайн лично возила нас по всему городу. Зузанна, естественно, сидела рядом с ней. Казалось, что Кэролайн просто не может оторваться от моей сестры, как будто они всю жизнь были лучшими подругами.
– Леди, а вот Центральный парк, один из самых прекрасных в мире.
– У нас в Польше тоже есть красивые парки, – проворчала я.
Кэролайн рассказывала о своем городе так, словно он был единственным городом в мире.
Мы ехали по Пятой авеню. Сотни машин заполнили улицы, и во многих ехал только один человек. Я не понимала такой расточительности и как могли подобное позволить.
Наш первый день в Маунт-Синай выдался очень плотным. Мы сдали все анализы, которые только можно представить. Этот комплекс был раз в десять больше любого госпиталя в Польше. Переходы из одного кабинета в другой занимали очень много времени, да еще из-за ноги приходилось часто делать передышки, и Кэролайн останавливала чуть ли не всех докторов подряд и знакомила с нами.
– Эти женщины проделали длинный путь из Польши, чтобы получить здесь медицинскую помощь, – говорила она.
Парадные стеклянные двери клиники раздвинулись, как по волшебству, и Кэролайн с Зузанной устремились вперед на встречу с доктором. Я – за ними. Зузанна оглядывалась по сторонам и подмечала каждую мелочь.
– Какая большая клиника, просто не верится!
Кэролайн повернулась на ходу и сказала:
– Шесть этажей. Оборудована по последнему слову техники.
– А как они умудряются узнавать своих пациентов в такой огромной больнице? – спросила я.
Зузанна немного отстала от Кэролайн и пошла рядом со мной.
