Полки идут вперёд, вороватые солдаты, набранные из разных стран Европы, обрастают трофейным скарбом, добытым в боях с местными купцами. А Москвы нет.
Посланы разведчики — ничего нет, говорят, только Нижний Новгород виднеется, да и то хрен разберёшь, может, это какая-то клякса на местности.
— Чё за дела! — кричит Наполеон. — Кутузов где?
— Не знаем, ваше величество, — отвечают храбрые генералы, а у самих у кого во рту куриная ножка, а кто и вовсе в валенках.
Армия движется вперёд, понемногу редея. Итальянцы первыми рассеиваются по тёплым избам, согреваемые русскими вдовами. Большая часть испанцев убита племенным быком под Владимиром. Поляки объявляют себя русскими и норовят занять места в уездных казначействах.
Храбрый Мюрат тонет в реке Урал и, уже булькая, проклинает эту реку и объявляет её гибельной для всех полководцев.
Весной войско переваливает какие-то горы и, очутившись в Азии, продолжает поход. Наполеон теряет свою треуголку, и теперь на нём баранья шапка. Гвардия умирает, но не сдаётся в стычках с татарами. Давно исчезли подводы, заготовленные для московского золота.
Проходит год, и остатки Великой армии, позабывшие свои языки, выходят к океану. Прибой грохочет и брызгается императору в лицо. Смутные воспоминания о родном тёплом море ещё посещают его, когда он велит рубить дома на берегу. Из кустов глядят на него раскосые глаза туземцев, и он ощущает себя Колумбом.
Ещё через год его сон тревожит посланец русского царя — смысла письма император не понимает, только удивляется, отчего его называют губернатором
[133].
Шатание вдоль Дона
12 ноября
Калуга — Борки — Новомосковск — Бобрики — Богородицк
Нам возвещают, и притом не без угрозы в тоне, наступление новой эры в нашем отечестве…
Иван Сергеевич Аксаков. 1 ноября 1884
Поиски истоков Дона. Дон и Шат. История русской Железной Маски. Тайная жизнь дальнобойщиков и балет грузовиков. Похороны вождя
Мы выехали рано и вот уже достигли странного места — того, где стояли друг напротив друга две армии.
Монастырь был похож на дачный участок с церковью посередине. Собственно, дачи тут были повсюду.
Спасо-Воротынский женский монастырь основали на средства Дмитрия Воротынского, а с 1725 года он пришёл в упадок и в 1764-м был упразднён. Развалины в начале нового века снова отдали Церкви. Шатровые церкви были похожи на королёвскую ракету «семёрка», что торчала неподалёку, около музея Циолковского в Калуге.
Директор Музея наставил на меня палец и объяснил прежде всяких слов, что никакого стояния на Угре не было.
Две армии, одна пришедшая со стороны Москвы и другая, сгустившаяся с юга, из Сарая, переминались, двигались влево и вправо, горели вокруг города, и вот, наконец, южные сунулись через реку к северным.
Однако ж ничего не выгорело: атака захлебнулась, и ещё месяц армии снова переминались, двигались в каком-то своем воинственном танце. То было не стояние, а странное движение по обе стороны реки.
А потом настал ноябрь, и всё кончилось. Русские потянулись к Боровску, а ордынцы двинулись на юг.
Я смотрел на течение реки, пытаясь обнаружить в ней течение истории.
Сделать это несложно — я легко обнаруживал течение истории в самых разных местах. Главное было подождать и не обращать внимания, как немеет спина от неудобной позы.
Я обнаруживал течение истории даже в Спас-Клепиках.
У меня эта местность связана не с Есениным, который там учился в школе, а с моими давними путешествиями на лодочке и рассказами Паустовского. Его натуралистическими и одновременно романтическими описаниями: «Есть у нас в России много маленьких городов со смешными и милыми именами: Петушки, Спас-Клепики, Купавна, Железный Гусь. Жители этих городов называют их ласково и насмешливо „городишками“. В одном из таких городишек — в Спас-Клепиках — и случилась та история, которую я хочу рассказать. Городок Спас-Клепики уж очень маленький, тихий. Затерялся он где-то в Мещерской стороне, среди сосенок, песков, мелких камышистых озер. Есть в Спас-Клепиках кино, старинная ватная фабрика чуть ли не времен Крымской войны, педагогический техникум, где учился поэт Есенин. Но, по правде говоря, городок этот ничем особенным не знаменит. Всё те же любопытные мальчишки, рыжие от веснушек, те же жалостливые старухи, плотники со звенящими пилами на плечах, те же дуплистые кладбищенские ивы и всё тот же гомон галок. Около Спас-Клепиков проходит узкоколейная железная дорога. Я проезжал по ней в самом начале весны. Поезд пришёл в Спас-Клепики ночью.
Тотчас в темный вагон набились смешливые девушки с ватной фабрики. Потом вошёл боец с вещевым мешком, сел против меня и попросил прикурить…»
[134]
Сложно обнаружить в стоячей воде Мещерских болот движение истории, а мне это удавалось.
А уж в рядом стоящем Касимове всякий почует историю. Давным-давно, в 1452 году, городец Мещерский был дарован царевичу Касиму, а через двадцать лет получил его имя. Это было половинчатое, приграничное царство.
Без всякого смеха лежал в касимовском разрушенном соборе шут Балакирев. Высились вокруг мечети.
В касимовском ЗАГСе отменялись смерти на две недели в связи с отпуском регистратора.
Одним словом, это был мистический город.
Со своей историей и с великой исторической рекой, текущей через русскую землю.
Теперь мы искали исток Дона, старую церковь на границе Иван-озера, близ Новомосковска. А Новомосковск был городом непростым, как, впрочем, и все города, что я видал в жизни.
Один знающий человек как-то сказал мне:
— Ты узнаешь этот город, только когда поймёшь, что такое «ветер с завода».
Ветра сейчас не было. Не было и пыли, просто иногда стиральный порошок двигался по улицам слева направо, а иногда — справа налево.
Проехав через Новомосковск, мы насчитали несколько истоков Дона, часть которых была залихватски оформлена и освящена Церковью.
— Экие попсовики, — с печалью сказал Краевед о местных энтузиастах.
Скакнув на железнодорожном переезде, мы выехали к берегу озера. Кругом стояли унылые промышленные постройки и остов какой-то церкви.
Там, в промозглом утреннем холоде, я читал вслух известную сказку «Шат и Дон». Её Толстой написал для назидательной народной азбуки, да только назидательность превратилась во что-то большее, и глубокомысленность заиграла новыми красками.
