Выходит, рассказ был политически ориентирован: человек отказался от своей любви, когда увидел, что объект его любви есть часть репрессивного механизма.
История искусства знает множество сюжетов, в которых любовь возникает между представителями антагонистических классов или враждующих семей (схема тут одна). Как правило, любовь набухает медленно, как бутон цветка, а затем следует трагический финал.
Здесь любовь погибает в самом зародыше.
И вот урок нравственной дилеммы, которая не имеет разрешения.
Человек отвечает за свой класс. Это групповая ответственность. Представим себе любовь к дочери коррупционера. (Сюжет, надо сказать, довольно странный — массовая культура учит нас тому, что у любви нет преград, а нравственный ригоризм говорит, что она невозможна между представителями разных классов и общин.) В назидательных советских романах дочь коррупционера (он тогда назывался взяточником) тоже оказывалась негодным человеком, как и отец.
Но как совместить общественные чувства и личные, когда человек хорош (а всякий любимый человек хорош), непонятно. Эта задача касается не только треугольника отношений, но и множества семейных многоугольников. Когда люди пытаются вывести общее правило — хлоп! — у них в руках оказывается пустышка.
Что происходит в рассказе «После бала»?
В примитивных пересказах он сводится к схеме: молодой человек влюбился, но потом увидел, что отец девушки — часть ужасной бесчеловечной системы царизма, — тут в школьных сочинениях следовала формульная отписка про «мысль автора о лицемерии, блестящем фасаде и гнилой сути тогдашнего общества», — и вот герой разлюбил её, финал.
Приглядимся к деталям. Рассказчик говорит о провинциальном городе (мы знаем, что это Казань). Герой молод, богат и влюблён. Современного читателя останавливает суждение о том, что он и его друзья пьют только шампанское, потому что у них нет денег на водку. Но это деталь, не имеющая отношения к нашему повествованию.
На балу он танцует с девушкой, дочерью полковника. Тот хоть и стар, но бодр, прост (специально описываются его простые сапоги) и явно уже считает героя женихом своей дочери. Молодой человек возвращается домой, и весь мир ему видится в свете его любви. От возбуждения он не может заснуть, встаёт и идёт бродить по городу. Ноги выносят его к расположению полка, к дому возлюбленной. И тут он видит непонятное сперва действо.
Случайно встреченный кузнец сообщает герою: «Татарина гоняют за побег».
Герой оказывается вблизи солдатского строя, который под барабанный бой размеренно, по очереди бьёт беглеца по спине. Распорядителем наказания оказывается как раз воинский начальник, отец девушки, и он относится к исполнению наказания так же ревностно, как и к прочей своей службе. Тут Толстой усугубляет происходящее тем, что полковник избивает уже другого солдата за то, что тот недостаточно сильно бьёт наказываемого.
Герой ужасается.
Но не надо думать, что он тут же рвёт с прошлым, как хотелось бы советскому учителю (или советскому школьнику).
Любовь героя вовсе не умирает сразу же.
Он размышляет не о ней, а об отце девушки, в которого влюблён почти так же, как и в его дочь: «„Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю, — думал я про полковника. — Если бы я знал то, что он знает, я бы понимал и то, что я видел, и это не мучило бы меня“. Но сколько я ни думал, я не мог понять того, что знает полковник, и заснул только к вечеру, и то после того, как пошёл к приятелю и напился с ним совсем пьян. Что ж, вы думаете, что я тогда решил, что то, что я видел, было — дурное дело? Ничуть. „Если это делалось с такой уверенностью и признавалось всеми необходимым, то, стало быть, они знали что-то такое, чего я не знал“, — думал я и старался узнать это. Но сколько ни старался — и потом не мог узнать этого. А не узнав, не мог поступить в военную службу, как хотел прежде, и не только не служил в военной, но нигде не служил и никуда, как видите, не годился».
Толстой смещает фокус переживания с любви на тайну социального закона, которая и сейчас непонятна или не вполне понятна персонажу, если не допускать того, что он кокетничает перед своими молодыми слушателями.
Чувство к девушке тут — жертва, принесённая мимоходом.
«Любовь с этого дня пошла на убыль. Когда она, как это часто бывало с ней, с улыбкой на лице, задумывалась, я сейчас же вспоминал полковника на площади, и мне становилось как-то неловко и неприятно, и я стал реже видаться с ней. И любовь так и сошла на нет».
В одном из вариантов текста Толстой заключает рассказ такими словами: «И, может быть, я бы счастливее был, кабы женился на ней, разумеется, если бы она пошла. Вот и судите тут, а вы говорите»
[97].
В своё время, в двадцатых годах прошлого века, была популярна тема отречения от родных — отрекаюсь от своего отца, кулака-мироеда. Или, там, объявляю всем, что порываю все связи с отцом-камергером.
Даже объявления про это в газетах печатали.
Считалось, что классовое победит, и вышедший из своего класса и прибившийся к трудовому народу человек имеет шанс на спасение.
Потом оказалось, что эта схема не работает, спасения не гарантирует, но не в этом дело.
Я сейчас размышляю о прикладной этике: вот в прошлом веке была ещё настоящая нерукопожатость — я, правда, застал её в рассказах и в книгах по большей мере. Но эти рассказы ещё не остыли, под пеплом в них были настоящие угли.
То есть когда-то среда выталкивала человека вне нормы и, как говорится, в приличные дома его больше не звали.
Сейчас мораль куда более гибкая: воровать нехорошо, но и доносить на вора нехорошо. Можно служить у вора и не быть верным ему в своём сердце. Я помню, одного моего провинциального знакомого очень поразило, что люди, которые недавно были по разные стороны баррикад, вечером пьют горячительные напитки в одном баре и — о ужас! — чокаются.
Это явление распространённое. Люди с собой давно научились договариваться.
Но здесь речь идёт не о классовой ответственности, а о семейной.
Вот есть коррупционер, а у него дочь. Человек влюблён в неё, а коррупцию презирает. Он любит её, а она любит отца. Как это всё сходится за обеденным столом?
Ну, бывают случаи прямого ригоризма: молодая семья живет отдельно, подарков от папы не принимает. Видел я и такое.
Но чаще видел компромисс — и очень интересно, по каким границам этот компромисс выстроен.
Общих правил нет, да. Но всё же.
В этом смысле рассказ Толстого «После бала» — это не только история «правильного выбора», но история инфантильного выбора, сюжет о предательстве собственного чувства.
Любовь всегда идёт рука об руку с болью.
Впоследствии рассказ Толстого был несколько раз перетолкован, например, Александром Жолковским в работе «Морфология и исторические корни рассказа Толстого „После бала“», где он представляет текст как волшебную сказку, где «герой должен пройти до- и послесвадебные испытания, в которых для него характерна пассивность — за него действуют магические помощники; в „После бала“ это кузнец и экзекуторы, оставляющие герою лишь эмоциональную реакцию на происходящее»
[98]. Кроме того, Жолковский пишет о мифологической структуре рассказа, где экзекуция символизирует инициацию, а также брак. Но всё это — особый ряд допущений.
