— Отстань от меня! — и даже пытается ударить Эмилию, но кулак ничего не встречает за плечом — только воздух.
На секунду, только на секунду. Один раз, всего один раз. Агата старается не думать о том, что делает, она просто делает то, что надо: связывает в уродливую толстую веревку лежащие в углу голубые тряпки, которые во время Зимнего Поста изображали каналы в спектакле старшей команды, обматывает эту веревку вокруг себя, тихо приоткрывает дверь, смотрит. В коридоре нет никого, Агата понимает, что сейчас очень рано, едва рассвело. «Вода должна быть ледяная, — думает Агата. — Святой Аурелий, что я делаю?!» Быстро-быстро, невесомыми шагами Агата проносится по коридору. Надо перейти два моста — там есть отмель, маленькая кирпичная отмель, за прутья канала можно привязать веревку из тряпок, если Агата хоть на секунду задумается, она не войдет в воду, если Агатане войдет в воду, она сойдет с ума.
— Это все ты, ты, — шипит Агата, зная, что Эмилия ее слышит. — Что ты пристала ко мне, коза? Отстань, отстань, отстань! — но Эмилия тут, обнимает Агату тонкими холодными руками, Агата отлично это чувствует. Два габо сидят на перилах моста, детеныш и огромный старик, и красная точка на кончике желтого клюва у старого габо кажется Агате капелькой крови. При виде Агаты старый габо поворачивается к ней спиной, а маленький — увалень, чем-то похожий на Торсона, — склоняет голову и смотрит на Агату очень внимательно. Агата стаскивает с себя пальто, все еще пахнущее мокрой шерстью, и остается в рубашке, мягких форменных штанах и башмаках. От ветра ее кожа как будто натягивается, словно кожа на барабане святого Аурелия. «Только не потихоньку, — говорит себе Агата. — Потихоньку я никогда себя не заставлю». Ухватившись за веревку, Агата прыгает с моста.
На секунду тело Агаты как будто взрывается от холода. Ей кажется, что чьи-то ледяные пальцы вцепились ей в ноги и тянут, тянут, тянут ее вниз — нет, вцепились и пытаются почему-то содрать с нее башмаки, нет, действительно вцепились и тянут ее ко дну! Агата пробует закричать и тут же начинает захлебываться. Какое-то лицо, знакомое и страшное, словно маячит перед ней, но Агата не может его разглядеть, воздуха нет, у нее постепенно темнеет в глазах; она чувствует, что Эмилия где-то рядом, Эмилия борется с кем-то в воде, а этот кто-то тянет Агату на дно; у Агаты страшно болит в груди, руки очень тяжелые и как будто резиновые, она больше не может ими двигать, не может всплыть; она чувствует, как жесткая сильная рука хватает ее за ногу, шарит по ней, что-то ищет, но у Агаты больше нет сил сопротивляться. «Не закрывай глаза, — говорит себе Агата, — только не закрывай глаза». Но глаза закрываются сами, и последние силы Агаты уходят на то, чтобы держать их открытыми. «Пока глаза открыты, тыне умрешь, — говорит себе Агата, — только не закрывай глаза». Огромные белые тени вдруг взрывают воду вокруг Агаты. Два габо, старый и молодой, набрасываются на страшного человека, и он отпускает Агату, два габо бьют и рвут страшного человека клювами, и вода становится невозможно красивой, потому что кровь клубится в ней, как волосы святого Вальдимира на иконе в соборе са’Марко. Это последнее, что видит Агата, — она закрывает глаза, в голове у нее теперь совершенно темно и очень спокойно. «Вот и хорошо, — думает Агата, — вот и хорошо. Спокойной ночи», — и тут маленький гладкий клюв внезапно раздвигает ей губы. В легкие Агаты врывается вода. «Не надо, — думает Агата. — Все хорошо, спокойной ночи», — но младший габо не отпускает ее, прижимается крыльями к груди, у Агаты нет сил сопротивляться, а габо все вдувает и вдувает воду Агате в легкие, очень медленно, и Агате кажется, что они с габо как будто дышат одним дыханием. Это очень, очень медленное дыхание, но боль в груди постепенно делается выносимой. Несколько раз Агата начинает паниковать и пробует быстро вдохнуть, но габо ей не дает, он заставляет ее дышать вместе с ним. У Агаты больше не закрываются глаза, Агата смотрит на габо и ничего не понимает, габо и правда немножко похож на Торсона: большими круглыми глазами и таким выражением лица, словно он знает какие-то грустные вещи, которые неизвестны всем остальным. Вдруг Агата понимает, что маленького габо зовут Гефест, а как это приходит ей в голову — непонятно. Много-много маленьких габо, еще без красных точек на клювах, быстро проплывают мимо, огромный старый габо ведет их, как мистресс Джула водит свою команду, только без веревочки. Габо, спасший Агату, бросается их догонять и исчезает в глубине. Агата дышит водой.
Сцена 8, записанная в честь священнопризванной дюкки Мелиссы, покровительницы предателей, пахарей, тщетно желающих и сочинительниц
Эмилия смотрит на Агату, а Агата, выпучив глаза и боясь поверить, что не умрет вот прямо сейчас, смотрит на Эмилию. Эмилия почти взрослая, много старше Агаты — она проходила последний этап колледжии, наверное, ее мистресс была мистресс Зула — вот она, небось, переживала, бедная. Агате надо спросить Эмилию кое о чем, очень важном, но заговорить страшно: вдруг Агата от этого перестанет дышать? «Соберись, трусло! — говорит себе Агата, как делает каждый раз, когда надо выпрыгнуть из окошка спальни, чтобы бежать с Торсоном в разведку и покупать крошечных тряпичных куколок себе и Мелиссе на ночном рынке ма’Омбрэ. — Соберись, трусло!» Неповоротливым языком Агата произносит:
— Риммер, — и вдруг видит чудо: изо рта у нее выплывает маленький пузырек, а в нем мерцают тонкие-тонкие зеленоватые буквы: «Р и м м е р».
От изумления Агата так и остается с открытым ртом, зато Эмилия в ужасе озирается и протыкает пузырек ногтем. Буквы тают и исчезают, а Эмилия крутит пальцем у виска, но Агате наплевать.
— Как он выследил меня? — спрашивает она. Слова плывут в маленьких пузырьках и лопаются, Эмилия медлит.
— Через воду, — говорит она. Ее слова тоже зеленые, но светлее, чем у Агаты; вот только Агате сейчас не до любования красотой. Риммер выследил ее, когда она опускала лицо в умывальник, а габо выследили Риммера и убили его, вот как. Но почему?
— Но почему? — спрашивает Агата.
— Откуда я знаю? — говорит Эмилия и отводит глаза. — Это ты мне скажи — почему? Что ему от тебя надо?
О, Агата отлично знает, что Риммеру от нее надо, Риммеру зачем-то нужен габион, тяжелый колючий габион у Агаты в кармане, но она-то хотела знать другое: почему габо убили Риммера, что он им дался?
— Обычно габо ненавидят людей, — говорит Эмилия.
«То-то там, наверху, все боятся габо», — думает Агата, но откровенничать с Эмилией не собирается — майстер Норманн, который учит Агатину команду поведению, всегда говорит: «Спроси себя: чего ты хочешь от человека и чего человек хочет от тебя, а потом решай, как с ним говорить». В том, что Эмилия чего-то хочет от Агаты, Агата не сомневается, а вот чего — пока непонятно. Поэтому вместо ответа умная Агата спрашивает:
