— На вершине холма есть демонстрационный дом, — сказал Джаред. — Он полностью меблирован. — И, в ответ на рефлекторный взгляд его матери — Остынь. Я не заходил, просто заглянул в окно гостиной.
Клинт сказал:
— Я надеюсь, что это излишняя мера предосторожности, но лучше перестраховаться.
Она кивнула.
— Я думаю, что так. Потому что, в конце концов, ты и меня тоже положишь в один из этих домов. Ты это знаешь, не так ли?
Лила сказала это не для того, чтобы шокировать его или досадить. Это был просто факт, который должен был быть заявлен, и она была слишком уставшей, чтобы попусту тратить время.
5
Мужчина, сидевший в кабинке женской части туалета в Скрипучем колесе, был окосевшим типом в рок-футболке и джинсах. Он смотрел на Микаэлу. Ну, есть и хорошие новости. По крайней мере, его брюки не были спущены.
— Чувак, — сказала она, — это дамский. — Еще несколько дней и он будет твоим навеки. Но пока еще нет. Уейдесприд Пэник,
[219] читалось на его футболке — ну, конечно же.
— Извините, извините. Мне нужна только секунда. — Он показал на маленький клатч
[220] на коленях. — Я собирался выкурить пару камушков, но в мужском туалете было слишком много народу. — Он скривился. — И в мужском туалете воняет дерьмом. Большим дерьмом. Это неприятно. Пожалуйста, если вы проявите немного терпения, я буду очень вам признателен. — Его голос упал. — Сегодня вечером я увидел какую-то магию. Не добрую, диснеевскую. Плохую магию. Я, как правило, довольно устойчив, но она меня напугала.
Микаэла достала руку из сумочки, где она держала пистолет Урсулы.
— Плохая магия, да? Звучит тревожно. Я только что приехала из Вашингтона, и только для того, чтобы узнать, что моя мать уже заснула. Как тебя зовут?
— Гарт. Соболезную вашей утрате.
— Спасибо, — сказала она. — Моя мать была занозой в заднице, но в ней было очень много любви. Могу ли я сделать пару затяжек твоего крэка?
— Это не крэк. Это метамфетамин. — Гарт расстегнул клатч, вынул трубку и передал ее ей. — Но вы, конечно же, можете сделать пару затяжек, если хотите. — Затем он поднес зажигалку к камушкам. — Вы выглядите так же, как девушка из новостей.
Микаэла улыбнулась.
— Люди всегда мне это говорят.
6
Это же катастрофическое состояние мужского туалета в Скрипучем колесе привело Фрэнка Джиари на край парковки, чтобы там опорожнить свой мочевой пузырь. После увиденного — мотыльков, рождавшихся из огня, — глупо было делать что-то, кроме как идти в бар и пить. Собственными глазами он видел то, чему не могло быть объяснений. Это было что-то потустороннее. Причина происходящего таилась где-то в глубинах вселенной и оставалась невидимой до этого утра. Но это не служило доказательством руки Бога Элейн. Мотыльки рождались из огня, а огонь был тем, что ожидалось на другом конце духовного спектра.
В нескольких метрах позади него кто-то почесал щетину.
— Этот туалет просто гребаный ад… — оскорбленный в лучших чувствах человек замолчал. Фрэнк различил узкую фигуру в ковбойской шляпе.
Фрэнк застегнул ширинку и начал идти назад к бару. Он не знал, что делать. Он оставил Нану и Элейн дома, лежащими на пляжных полотенцах за запертой дверью подвала.
Голос человека остановил его.
— Хочешь услышать кое-что безумное? Жена моего приятеля, Милли, она работает в тюрьме, и она говорит, что там есть — что, там сидит какой-то фен-омен. Наверное, чушь собачья, это мое мнение, но… — моча человека выплескивалась в кусты. — Она говорит, что с той красоткой, когда она спит, ничего не происходит. Она снова просыпается.
Фрэнк остановился.
— Что?
Человек, забавляясь, крутил концом туда-сюда, разливая мочу по более широкому участку.
— Спит и просыпается как обычно. Прекрасно просыпается. Так говорит жена моего приятеля.
Облако сместилось в небе, и лунный свет осветил узкую фигуру человека, которым оказался мучитель собак, Фриц Машаум. Лобковые волоса, такого же цвета, как и борода деревенщины, и глубокая впадина под правой скулой, куда Фрэнк ударил прикладом винтовки, навсегда исказив контуры лица этого человека, были четко видны.
— С кем я разговариваю? — Фриц свирепо прищурился. — Это ты, Kронски? Как тебе этот 45-й, Джонни Ли? Прекрасный пистолет, ведь верно? Нет, это не Кронски. Боже, у меня не просто двоится в глазах, у меня троится.
— Она просыпается? — Спросил Фрэнк. — Эта заключенная в тюрьме просыпается? Никаких коконов?
— Это то, что я слышал, но принимай это, как знаешь. Скажи, я тебя знаю, мистер?
Фрэнк вернулся в бар, не ответив. У него не было времени на Машаума. Он думал о женщине, заключенной, которая могла заспать и просыпаться, как обычно.
7
Когда Фрэнк присоединился к Терри и Дону Петерсу (следуя за Гартом Фликингером, который вернулся из женского туалета, словно новый человек), его собутыльники сидели, развернувшись на скамейке их длинного стола. Мужчина в джинсах, синей рубашке из шамбре и бейсбольной кепке с логотипом Кейс,
[221] поднялся на ноги и разглагольствовал, размахивая руками, одна из которых держала наполовину полный кувшин пива, а окружающие хранили тишину, почтительно слушая. Он показался знакомым, местным фермером или, может быть, дальнобойщиком, его щеки были покрыты рябой бородкой, а зубы пожелтели от Ред Мена,
[222] но у него была подача самоуверенного проповедника — его голос ритмично поднимался и падал, словно он просил воздать надлежащую похвалу Иисусу. Сидящего рядом с ним человека Фрэнк определенно узнал — он как-то помог ему выбрать собаку из приюта, когда его старая умерла. Его фамилия Хоуленд. Преподаватель из колледжа в Мэйлоке. Хоуленд смотрел на проповедника с веселой иронией.
— Этого следовало ожидать! — Провозгласил дальнобойщик-проповедник. — Женщины взлетели слишком высоко, как тот парень с восковыми крыльями, и их крылья расплавились!
