Она помолчала. Фрэнси тоже молчала.
– Итак? Ты не хочешь сказать мне «спасибо»?
– Спасибо, мисс Гарндер.
– Ты помнишь наш небольшой разговор?
– Да, мэм.
– Почему же тогда ты заупрямилась и перестала сдавать сочинения?
Фрэнси не знала, что сказать. Этого она не могла объяснить мисс Гарндер. Она протянула руку для пожатия:
– До свидания, мисс Гарндер.
Мисс Гарндер удивилась.
– Ну что ж, до свидания, – ответила она и пожала руку Фрэнси. – Со временем ты поймешь, что я была права, Фрэнсис.
Фрэнси молчала.
– Ты согласна, что я права? – настойчиво спросила мисс Гарндер.
– Да, мэм.
Фрэнси вышла из класса. Она перестала ненавидеть мисс Гарндер. Она ее, конечно, не полюбила, но теперь жалела. У мисс Гарндер в жизни не было ничего, кроме сознания своей правоты.
Мистер Йенсон стоял на крыльце школы. Он сжимал руку каждого ученика в ладонях и говорил: «До свидания, да поможет тебе Бог». Фрэнси он сказал отдельно: «Будь умницей, трудись как следует и не забывай, чем обязана нашей школе». Фрэнси пообещала все исполнить.
По дороге домой Сисси сказала: «Слушай, давай не будем говорить маме, кто подарил тебе цветы. А то она разволнуется, а ей сейчас нужно заботиться о Лори».
Они решили сказать, что цветы купила Сисси. Открытку Фрэнси спрятала в пенал.
Когда мама услышала про цветы, она сказала: «Сисси, ну зачем ты так потратилась». Однако Фрэнси поняла, что мама довольна.
Полюбовались двумя дипломами, и все пришли к выводу, что диплом Фрэнси красивее – благодаря изумительному почерку мистера Йенсона.
– Это первые дипломы в семье Нолан, – сказала Кэти.
– Но не последние, – добавила Сисси.
– Лично я постараюсь, чтобы у моих детей было по три диплома на каждого, – сказала Эви. – Восемь классов, двенадцать классов и колледж.
– Через двадцать пять лет в нашей семье будет вот такая гора дипломов, – сказала Сисси, встала на цыпочки и показала рукой выше головы.
Мама взяла в руки табели. У Нили было «хорошо» по поведению и физкультуре, по остальным предметам – «удовлетворительно».
– Молодец, сынок, – похвалила его мама.
Она беглым взглядом скользнула по «отлично» в табеле Фрэнси и впилась в «удовлетворительно с минусом».
– Фрэнси! Я удивлена. Как это произошло?
– Мама, я не хочу говорить об этом.
– Главное, по английскому! Это же твой конек!
Голос Фрэнси почти сорвался, когда она повторила:
– Мама, я не хочу об этом говорить.
– Ее сочинения были лучшими в школе, – пояснила Кэти.
– Мама! – почти крикнула Фрэнси.
– Кэти, перестань! – строго приказала Сисси.
– Ну ладно, – сдалась Кэти, она вдруг осознала, что набросилась на Фрэнси, и ей стало стыдно.
Эви поспешила сменить тему разговора:
– Так как наша вечеринка? Почему медлим?
– Я уже надеваю шляпку, – отозвалась Кэти.
Сисси осталась с Лори, а Эви, мама и двое выпускников отправились праздновать в мороженицу Шифли. У Шифли было не протолкнуться от выпускников. Школьники принесли с собой дипломы, а девочки еще и букеты. За каждым столиком сидели или мама, или папа, а то и оба родителя сразу. Ноланы отыскали свободный столик в дальнем углу зала.
В кафе царила суматоха – официанты носились между столиками, родители сияли улыбками, дети шумели. Среди них попадались школьники и тринадцати, и пятнадцати лет, но в основном всем было по четырнадцать, как Фрэнси. Из мальчиков многие учились вместе с Нили, и он потратил немало времени, чтобы поприветствовать всех. Фрэнси плохо знала девочек, но все равно махала им и окликала радостно, словно закадычных подруг.
Фрэнси гордилась мамой. Другие матери с седыми волосами, растолстевшие так, что попы не умещались на стуле, не шли с ней ни в какое сравнение. Тоненькой Кэти никто не дал бы ее тридцати двух лет. Кожа гладкая, без морщин, в темных вьющихся волосах ни одного седого волоска. «Надень на нее белое платье, дай букет в руки – не отличишь от этих четырнадцатилетних выпускниц, – думала Фрэнси. – Разве что морщинка между бровей стала глубже после папиной смерти».
Они сделали заказ. Фрэнси знала на память весь ассортимент газировок. Она двигалась по алфавиту, чтобы перепробовать все. Наступила очередь персиковой, и она заказала ее. Нили выбрал, как всегда, шоколадную. Кэти и Эви заказали по ванильному мороженому.
Эви сочиняла маленькие истории про посетителей кафе, и Фрэнси с Нили хохотали. Время от времени Фрэнси поглядывала на маму. Мама не улыбалась шуткам Эви. Она медленно ела мороженое, бороздка на переносице обозначилась резче, и Фрэнси понимала, что она над чем-то глубоко задумалась.
Кэти думала: «Мои дети в свои тринадцать и четырнадцать лет знают больше, чем я в свои тридцать два. Но и этого образования недостаточно. Когда подумаю, каким неучем я была в их годы. Да что там, и после замужества, уже имея ребенка. Немыслимо. Я верила в ведьмин сглаз, в ту чепуху, которую повитуха наплела мне про женщину с рыбного рынка. Они с самого начала жизни опередили меня. Они никогда не были такими дремучими.
Я постаралась, чтобы они окончили восемь классов. Больше я ничего не могу для них сделать. Все мои планы… Нили – доктор, Фрэнси заканчивает колледж. Все эти планы сейчас идут прахом. Малышка родилась… Хватит ли им внутренних запасов, чтобы чего-то добиться самостоятельно? Не знаю. Шекспир… Библия… Они умеют играть на пианино, но сейчас не занимаются. Я научила их трудолюбию, честности, научила не рассчитывать на благотворительные подачки. Но хватит ли им этого?
Скоро у них будут другие задачи – понравиться начальнику, поладить с чужими людьми. Начнется другая жизнь. Хорошая? Плохая? Отработав целый день, они вечерами уж не станут сидеть со мной. Нили будет пропадать со своими друзьями. А Фрэнси? У нее чтение… будет ходить в библиотеку… в театр… на бесплатные лекции или на концерт. Конечно, малышка будет со мной. Малышка. Ей будет полегче в жизни. Когда она окончит восьмой класс, старшие, может, помогут ей окончить двенадцать классов. Я тоже должна заботиться о ней больше, чем заботилась о старших. У них никогда не было ни еды вдоволь, ни нормальной одежды. Я лезла из кожи вон, но этого не хватало. Теперь вот им придется идти работать, а ведь они еще дети. О, если бы я только могла отправить их в девятый класс этой осенью! Господи, помоги! Я готова отдать двадцать лет своей жизни! Готова работать днем и ночью. Хотя это невозможно. С кем же я тогда оставлю малышку?»
Ход ее мыслей прервало пение. Кто-то затянул популярную антивоенную песню, остальные дружно подхватили:
Я рожала сына не на убой,
А для того, чтоб он был со мной
[21].
Кэти вернулась к своим думам: «И никто нам не поможет. Никто». Вспомнился сержант Макшейн. Он прислал большую корзину фруктов, когда родилась Лори. Она слышала, что в сентябре он уволился из полиции. На следующих выборах он собирается баллотироваться в законодательное собрание штата от округа Куинс. Все были уверены, что он пройдет. Слышала Кэти и о том, что его жена совсем плоха и вряд ли доживет до победы своего мужа. «Что ж, он женится снова, – думала Кэти. – А как иначе. На женщине, которая умеет держать себя в обществе, она будет помогать ему… как обычно делают жены политиков». Кэти долго смотрела на свои натруженные руки, потом спрятала их под стол, словно застыдившись.
