«Листочки, листочки, – позвал ветерок,
Наденьте цветные одежки,
Бегите за мной по дорожке…»
– Да ну, это же песенка для малышей, – прервал Нили.
Фрэнси замолчала. Кэти доиграла и приступила к «Мелодии» Рубинштейна. Когда мистер Мортон разучивал с детьми и эту песню, он ее называл «Здравствуй, милая весна». Нили начал подпевать:
Здравствуй, милая весна, мы тебя встречаем песней…
На слове «песней» нужно было взять высокую ноту, и он пустил петуха. Фрэнси рассмеялась, Нили вслед за ней, и от смеха не смог петь дальше.
– Знаешь, что мама сказала бы, если б сидела тут с нами? – спросила Фрэнси.
– Что?
– Не успеешь оглянуться – уже весна!
Они снова рассмеялись.
– Скоро Рождество! – проговорил Нили.
– Помнишь, как мы в детстве всегда принюхивались – пахнет Рождеством или нет? – спросила Фрэнси, которой только-только исполнилось четырнадцать.
– А давай сейчас понюхаем! – сорвался с места Нили, приоткрыл окно и высунул в щелочку нос. – Уф!
– Ну, чем пахнет?
– Снегом. Помнишь, как мы в детстве смотрели на небо и пели: «Снежный гусь, снежный гусь, пуха нам сюда натрусь!»
– А когда выпадал снег, мы думали, что это пух снежного гуся. Дай-ка и мне понюхать, – вдруг захотела Фрэнси и высунула нос в щель. – Да, пахнет. Как будто корки от апельсинов смешали с елочной хвоей.
Они закрыли окно.
– Помнишь, ты сказала, что тебя зовут Мэри, чтобы получить куклу. Я тебя не выдал.
– Помню, – с благодарностью ответила Фрэнси. – Я тоже никогда не выдавала тебя. Помнишь, ты сделал сигарету из молотого кофе, а когда курил ее, бумага загорелась, упала на твою рубашку и прожгла большую дырку. Я помогла тебе спрятать рубашку.
– Знаешь, мама ведь нашла ту рубашку, поставила на нее заплатку, а меня ни о чем не спросила, – прошептал Нили.
– Мама особенная, – ответила Фрэнси.
Они задумались над тем, как неисповедимы пути их матери. Огонь в печи погас, но на кухне было все еще тепло. Нили сел на дальний конец печи, где не так горячо. Мама предупреждала его, что он заработает ожоги, если будет сидеть на печке. Но Нили все равно сидел, любил погреться.
Дети были почти счастливы. На кухне тепло, желудки сыты, мама играет на пианино, от этого уютно и спокойно. Они говорили о том, как праздновали Рождество в прошлые годы, или, по выражению Фрэнси, «вспоминали былые времена».
Во время разговора раздался стук в дверь.
– Это папа, – сказала Фрэнси.
– Нет. Папа всегда поет, когда поднимается по лестнице, чтобы мы знали, что это он.
– Нили, папа не поет с той ночи…
– Откройте! – послышался голос Джонни, затем последовал оглушительный стук, словно дверь пытались выбить.
Мама выбежала из гостиной. Ее глаза казались очень темными на белом лице. Она открыла дверь, ввалился Джонни. Все уставились на него. Таким они его никогда не видели. Джонни всегда следил за своим внешним видом, а сейчас смокинг испачкан, будто Джонни валялся в канаве, а котелок измят. Ни пальто, ни перчаток. Красные от холода руки дрожали. Он ринулся к столу.
– Нет, я не пьян, – сказал он.
– А никто и не… – начала было Кэти.
– Наконец-то с этим покончено. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – Он ударил по столу. Все понимали, что он говорит правду. – Ни капли с той ночи, когда…
Он оборвал фразу, потом добавил:
– Но меня больше не существует. Не существует…
– Что ты, Джонни, – сказала мама успокаивающе.
– Что случилось, папа? – спросила Фрэнси.
– Тсс! Не приставай к папе, – оборвала ее мама и обратилась к мужу: – От завтрака остался кофе, Джонни. Вкусный, горячий, и у нас сегодня есть сгущенка. Я ждала, когда ты вернешься, так что можем поужинать вместе.
Она налила кофе.
– А мы уже поели, – вставил Нили.
– Тсс! – сказала ему мама, добавила в кофе молока и села напротив Джонни. – Пей, Джонни, пока горячий.
Джонни воззрился на чашку. Вдруг резким движением оттолкнул ее, и Кэти охнуть не успела, как чашка клацнула об пол. Джонни опустил голову на руки и зарыдал, содрогаясь всем телом. Кэти подошла к нему.
– Что случилось, Джонни? Что случилось? – спросила она успокаивающим голосом.
Наконец он прорыдал:
– Сегодня меня вышвырнули из профсоюза официантов. Сказали, что я лентяй и пьяница. Сказали, что не видать мне больше работы до конца моих дней, – он на секунду подавил рыдания и с ужасом повторил: – До конца моих дней!
Потом снова заплакал.
– Они потребовали, чтобы я сдал профсоюзный значок, – он погладил маленький бело-зеленый значок на лацкане.
У Фрэнси сжалось горло – она помнила, как папа говорил, что значок вроде украшения, вместо розы в петлице. Джонни так гордился тем, что он член профсоюза.
– Но я не отдал, – зарыдал Джонни.
– Ничего страшного, Джонни. Ты хорошенько отдохнешь, соберешься с силами, и они с распростертыми объятиями примут тебя обратно. Ты хороший официант и прекрасный певец, другого такого им не найти.
– Меня больше не существует. Я не могу петь. Кэти, надо мной смеются, когда я пою. Последние разы они мне давали работу, чтобы я посмешил народ. Вот до чего дошло. Мне конец, – он зарыдал еще сильнее, и казалось, что не успокоится никогда.
Фрэнси захотелось убежать в спальню и спрятать голову под подушку. Она сделала шаг к двери, но мама заметила и строго приказала:
– Останься!
Потом снова обратилась к папе:
– Ступай, Джонни, приляг. Отдохнешь немного, и тебе станет лучше. Масляная печка работает, я поставлю ее к тебе в спальню, там будет тепло и уютно. Я посижу с тобой, пока ты не заснешь.
Кэти обняла его. Нежно, но решительно он снял ее руки со своих плеч и прошел в спальню один, стараясь плакать потише. Кэти повернулась к детям:
– Я пойду, побуду с папой. А вы тут займитесь чем-нибудь.
Дети смотрели на нее с немым вопросом.
– Что вы уставились на меня? – Ее голос сорвался. – Ничего не случилось.
Они отвели глаза в сторону. Кэти прошла в гостиную и забрала оттуда масляную печку.
Фрэнси с Нили долго молчали, не глядя друг на друга. Наконец Нили предложил:
– Давай вспоминать былые времена. Хочешь?
– Нет, – ответила Фрэнси.
36
Джонни умер через три дня. Тем вечером он лег в постель, а Кэти сидела около него, пока он не заснул. Потом легла сама вместе с Фрэнси, чтобы не беспокоить Джонни. Ночью Джонни проснулся, потихоньку оделся и ушел. К вечеру он не вернулся. На другой день они стали искать его. Обошли все места, где он обычно бывал, но оказалось, что его нигде не видели уже с неделю.