– Одиннадцать лет.
Библиотекарша достала книгу из-под стола. Фрэнси увидела заголовок: «Если бы я был королем».
– Я не хочу читать эту книгу. И мне не одиннадцать лет.
Библиотекарша в первый раз взглянула на Фрэнси.
– Я хожу к вам с самого детства, и вы ни разу даже не посмотрели мне в лицо.
– Сюда много детей ходит, – сердито ответила библиотекарша. – На всех не насмотришься. Чего еще?
– Еще хочу сказать про эту коричневую вазочку… она так много значила для меня. В ней всегда цветы.
Библиотекарша перевела взгляд на коричневую вазу. В ней стояла розовая астра. У Фрэнси возникло впечатление, что вазу библиотекарша тоже видит впервые.
– А, эта! Уборщица ставит в нее цветы. Или еще кто-нибудь, не знаю. Что еще? – нетерпеливо спросила библиотекарша.
– Я сдаю свой читательский билет.
Фрэнси протянула потрепанный, мятый, весь в штампах, билет. Библиотекарша взяла его и хотела порвать, но Фрэнси передумала.
– Пожалуй, я оставлю его у себя.
Она вышла на улицу и оглянулась на маленькую убогую библиотеку. Она знала, что видит ее в последний раз. Глаза привыкают к новому, и взгляд их меняется. Даже если много лет спустя Фрэнси вернется сюда, она будет смотреть на все другими глазами и все предстанет ей по-другому. Она хочет навсегда запомнить все таким, как сейчас.
Впрочем, она никогда не вернется сюда.
Просто некуда будет вернуться. После войны город сметет многоквартирные дома и уродливую школу, в которой директриса порола мальчиков, и на этом месте будет возведен образцовый жилой район. Свежий воздух и солнечный свет измерят, оценят, щедро поделят между жильцами и наполнят ими жилища.
Кэти, как обычно, швырнула ведро и швабру в угол со стуком, который означал, что рабочая неделя закончена. Потом она взяла их и поставила снова, на этот раз аккуратно и заботливо.
Она стала собираться на последнюю примерку малахитово-зеленого платья, которое заказала для венчания, и нервничала – погода для конца сентября стояла очень уж теплая. Кэти опасалась, что ей будет жарко в бархатном платье. Она досадовала, что осень в этом году так припозднилась. Спорила с Фрэнси, которая утверждала, что осень уже наступила. Фрэнси знала, что осень уже наступила. Даже если ветер теплый, даже если днем бывает жарко, все равно осень уже пришла в Бруклин. Фрэнси точно знала это, потому что, когда спускался вечер и зажигались фонари, на углу продавец горячих каштанов раскладывал свою жаровню. Он жарил каштаны на углях в закрытом лотке. Перед тем как бросить их туда, острым ножом надрезал крест-накрест.
Да, если продавец каштанов появился на углу – осень точно наступила, и не важно, какая погода.
Уложив Лори после обеда поспать, Фрэнси стала упаковывать в деревянный ящик из-под хозяйственного мыла остатки вещей. Со стены над камином сняла распятие и фотографию – они с Нили в день первого причастия. Она завернула их в платок и положила в ящик. Свернула два папиных фартука и положила туда же. Чашку для бритья, на которой золотыми буквами написано «Джон Нолан», Фрэнси завернула в белую жоржетовую блузку, которую Кэти приготовила выбросить, потому что кружевное жабо порвалось во время стирки. В этой блузке Фрэнси была в тот вечер, когда они с Ли пережидали дождь, стоя на пороге магазина. Затем Фрэнси уложила куклу Мэри и хорошенькую коробочку, в которой когда-то лежали десять позолоченных пенни. Небольшая библиотечка тоже отправилась в ящик: Гедеонова Библия, Полное собрание сочинений Шекспира, потрепанный томик «Листьев травы», три альбома – «Книга классической поэзии для Ноланов», «Книга современной поэзии для Ноланов», «Книга для Энни Лори».
Фрэнси пошла в спальню, подняла матрас и достала квадратный пакет из желтоватого картона и свой дневник, который от случая к случаю вела после тринадцати лет. Встав на колени перед ящиком, она наугад открыла дневник и попала на запись 24 сентября трехлетней давности.
«Сегодня я принимала ванну и обнаружила, что становлюсь женщиной. Пора уже».
Фрэнси усмехнулась и положила дневник в ящик. Взглянула на пакет, на нем было написано:
Содержимое:
Конверт, вскрыть в 1967 году.
1 диплом.
4 рассказа.
Те четыре рассказа, которые мисс Гарндер велела сжечь. Ах да. Фрэнси вспомнила, как поклялась Богу, что больше не будет писать. Она не хочет маминой смерти. Она сдержала клятву. Но теперь она немного лучше понимает Бога. Она уверена, что Он не будет против того, чтобы она начала писать снова. Да, может, и наступит такой день. Фрэнси вложила свой читательский билет в пакет, добавила его к списку содержимого и опустила пакет в ящик. Вот и все. Все ее имущество, кроме одежды, в этом ящике.
Нили взбежал по лестнице, насвистывая новую песенку. Он влетел на кухню, срывая на ходу пальто.
– Ужасно спешу, Фрэнси. У меня есть чистая рубашка?
– Есть, но только неглаженая. Сейчас поглажу.
Пока утюг нагревался, она побрызгала на рубашку водой и положила гладильную доску на два стула. Нили достал из шкафа ваксу и щетку для обуви и стал полировать и без того начищенные до блеска ботинки.
– Идешь куда-то? – спросила Фрэнси.
– Да. Шоу скоро начнется. Выступают Ван и Шенк. Братцы, как Шенк поет! Он сидит за фортепьяно вот так.
Нили присел за кухонный стол и продемонстрировал, как сидит его кумир.
– Сидит боком, скрестив ноги, сам смотрит в зал. И левый локоть кладет на пюпитр, а правой рукой перебирает клавиши и поет.
И Нили изобразил, как его кумир поет «Когда ты вдали от дома».
– Да, он красавчик. Поет, как папа… примерно.
Папа!
Фрэнси отыскала на рубашке ярлык с эмблемой профсоюза швейников и погладила его в первую очередь.
(«Эмблема профсоюза, она как украшение… вроде розы в петлице».)
Ноланы на всех вещах, которые покупали, искали профсоюзную эмблему. Так они чтили память Джонни.
Нили посмотрелся в зеркало, которое висело над раковиной.
– Как ты думаешь, мне побриться? – спросил он.
– Через пять лет обязательно.
– Да заткнись ты!
– Не-говорите-друг-другу-заткнись, – сказала Фрэнси, подражая голосу Кэти.
Нили улыбнулся и начал намывать лицо, шею, руки. Он мылся и напевал: «Тайна Востока в твоих очах».
Фрэнси сосредоточенно гладила.
Наконец Нили облачился для выхода. Он стоял перед Фрэнси в двубортном синем костюме, свежей белой сорочке с отложным воротником, галстук в горошек. После мытья он излучал чистоту и свежесть, а кудрявые золотистые волосы блестели.
– Как я выгляжу, Примадонна?
