Что тут можно сказать? Что этот юноша – плохой или слабый человек, который легко поддается чужому влиянию? Нет, это жестоко, и Кэти этого не скажет. Тем более что Фрэнси все равно не поверит.
– Скажи что-нибудь, – потребовала Фрэнси. – Почему ты молчишь?
– Что я могу сказать?
– Скажи, что я молода – что все забудется. Давай, скажи скорей. Скорей соври.
– Да, люди обычно так говорят – со временем все забудется, время лечит. Я тоже могла бы так сказать. Но это неправда. Да, ты будешь счастлива снова, даже не сомневайся. Но ты его никогда не забудешь. И каждый раз будешь влюбляться только потому, что другой тебе чем-то напомнит его.
– Мать…
Мать! Кэти задумалась. Она называла свою мать «мамой» до того дня, когда сообщила ей, что собирается замуж за Джонни. Тогда она сказала: «Мать, я выхожу замуж…» И больше никогда не называла ее «мама». Она стала взрослой и перестала говорить слово «мама». А теперь Фрэнси…
– Мать, он предложил провести с ним ночь. Надо было согласиться?
Ум Кэти вскипел в поисках ответа.
– Только не ври, мать. Скажи мне правду.
Кэти не могла подобрать нужных слов.
– Обещаю тебе, что не буду спать с мужчиной до замужества – если когда-нибудь выйду замуж. А если почувствую такую необходимость – я тебе первой признаюсь. Торжественно клянусь. Поэтому скажи мне правду и не бойся, что после твоих слов я стану делать глупости.
– Тут есть две правды, – наконец заговорила Кэти. – Как мать, я скажу, что самое последнее дело – спать с незнакомцем, с человеком, которого знаешь меньше двадцати четырех часов. Это может иметь очень печальные последствия. Всю жизнь себе можно исковеркать. Такова правда матери, и я говорю тебе правду.
Кэти заколебалась, однако продолжила:
– Но как женщина… Я скажу тебе другую правду. Возможно, это было бы чудесно. Потому что такая любовь не повторяется.
Фрэнси подумала.
– Надо было пойти с ним. Я больше никого не полюблю так сильно, как его. Я так хотела этого и не пошла, а теперь уже не хочу его так, как прежде, потому что он был с той. Но тогда я хотела и отказалась, и теперь уже ничего не поправишь.
Она опустила голову на стол и заплакала.
Чуть погодя Кэти сказала:
– Я тоже получила письмо.
Письмо пришло несколько дней назад, но Кэти ждала подходящего момента, чтобы рассказать о нем. Она подумала, что сейчас именно такой момент.
– Я получила письмо, – повторила она.
– От… от кого? – всхлипнула Фрэнси.
– От мистера Макшейна.
Фрэнси зарыдала сильнее.
– Тебе не интересно?
Фрэнси постаралась взять себя в руки.
– Интересно, конечно. Что он пишет? – безразлично спросила она.
– Ничего. Хочет навестить нас на следующей неделе.
Кэти подождала. Фрэнси не проявила к этой новости больше никакого интереса.
– Что ты скажешь, если мистер Макшейн заменит вам отца?
Фрэнси вскинула голову.
– Мать! Человек пишет, что придет в гости, только и всего. А ты уже делаешь какие-то выводы. Почему ты думаешь, что все знаешь лучше всех?
– Я ничего не знаю. Вообще ничего, правда. Я просто чувствую. А если чувство сильное, я говорю, что знаю. Вот и все. И как же ты смотришь на него в роли отца?
– После того как я загубила свою жизнь, – сказала Фрэнси, и Кэти не улыбнулась, – как можно со мной советоваться?
– Я не прошу у тебя совета. Просто я хотела бы знать, как мои дети относятся к нему, чтобы правильно поступить.
Фрэнси заподозрила, что мать завела разговор о Макшейне, чтобы отвлечь ее от горестных мыслей, и рассердилась, потому что материнская уловка почти удалась.
– Не знаю, мать. Я ничего не понимаю. И больше не хочу ни о чем говорить. Уйди, прошу тебя. Оставь меня одну, пожалуйста.
Кэти снова легла в постель.
Человек может плакать долго, но рано или поздно слезы иссякают. Тогда нужно искать другой способ убить время. Было пять часов утра. Фрэнси решила, что ложиться спать глупо – в семь часов ей вставать. Она ощутила, что дико проголодалась. Она сутки ничего не ела, если не считать сэндвича между дневной и вечерней сменой. Она заварила свежего кофе, поджарила тост, сделала яичницу. Она удивилась тому, как все вкусно получилось. Но во время еды ей на глаза попалось письмо, и слезы потекли с новой силой. Она бросила письмо в раковину и поднесла к нему спичку. Потом открыла кран с водой и смотрела, как струя смывает черный пепел. После этого вернулась к завтраку.
Поев, она достала из буфета коробку с писчей бумагой и села писать письмо. Она писала: «Дорогой Бен, ты сказал, что я могу написать тебе, если ты мне понадобишься. Поэтому я пишу…»
Она разорвала листок пополам.
– Нет! Ни в ком я не нуждаюсь. И не хочу ни в ком нуждаться. Я хочу, чтобы кто-то нуждался во мне… Я хочу, чтобы кто-то нуждался во мне.
И она снова заплакала, на этот раз уже не так горько.
54
Впервые Фрэнси увидела Макшейна без формы. Она заключила, что он выглядит весьма представительно в дорогом двубортном сером костюме. Конечно, он не так изящен, как папа, он выше и плотнее. Однако он привлекателен в своем роде, решила Фрэнси, хоть и волосы у него седые. Но, боже, он все-таки очень стар для мамы. Конечно, мама уже не девочка, ей тридцать пять. И все же между тридцатью пятью и пятьюдесятью огромная разница. Впрочем, никакой женщине не зазорно назвать своим мужем Макшейна. И хотя держался он именно так, как положено опытному политику, голос у него был добрый.
Они пили кофе с тортом. Фрэнси с болью отметила, что Макшейн сидит за столом на папином месте. Кэти как раз завершала рассказ о том, что произошло у них после смерти Джонни. Макшейн, судя по всему, удивлялся их успехам. Он посмотрел на Фрэнси.
– Так эта девчушка сама записалась в колледж прошлым летом!
– Да, и снова пойдет этим летом, – с гордостью объявила Кэти.
– Просто прекрасно!
– А вдобавок к этому она работает и зарабатывает вполне прилично!
– И это все не во вред здоровью, так ведь? – спросил он, искренне удивляясь.
– А мальчик уже в десятом классе.
– Быть не может!
– И еще подрабатывает – когда днем, когда вечером. Иной раз получает пять долларов в неделю.
– Отличный мальчишка. Прекрасный мальчишка. И просто пышет здоровьем, подумать только!
Фрэнси недоумевала, почему Макшейн постоянно говорит о здоровье, на которое они сами никогда не обращали внимания. Потом вспомнила, что его дети болели и умирали в раннем возрасте. Неудивительно, что он придает такое значение здоровью.
