– Вкусно, – сказала Фрэнси. – Очень вкусно. Но газировка со вкусом ванильного мороженого гораздо лучше.
«Из-за чего я переживаю? – обрадовалась Кэти. – В конце концов, в них течет столько же крови Ромли, сколько и Ноланов. А среди нас, Ромли, никогда не водилось пьющих».
– Нили, полезли на крышу, – вдруг предложила Фрэнси. – Посмотрим, как выглядит мир в новогоднюю ночь.
– Давай, – согласился тот.
– Только обуйтесь. И пальто наденьте, – сказала мама.
Они вскарабкались по шаткой деревянной лестнице, Нили откинул крышку люка, и они очутились на крыше.
Ночь была пьяняще морозная и безветренная, холодный воздух неподвижен.
Ослепительно-яркие звезды почти касались головы. Их было так много, что от их сияния небо казалось кобальтово-синим. Луна не взошла, но звезды светили ярче, чем луна.
Фрэнси встала на цыпочки и раскинула руки.
– Ох, вот бы обнять это все! – воскликнула она. – Так и хочется прижать к себе эту ночь – холодную и тихую. И звезды, такие близкие и яркие. Я сжимала бы их изо всех сил, пока не запищат: «Отпусти нас, отпусти нас!»
– Не стой на краю, – попросил Нили обеспокоенно. – А то еще упадешь с крыши.
«Мне нужен кто-то, – думала Фрэнси с жаром. – Мне нужен кто-то, чтобы обнять его крепко-крепко. И не только обнять. Мне нужен человек, который понял бы, что я чувствую в такую минуту, как эта. Объятия теряют смысл без этого понимания. Я люблю маму, и Нили, и Лори. Но мне нужен человек, которого я буду любить иначе, чем их.
Если я заговорю об этом с мамой, она ответит: «Вот как? Если у тебя появились подобные настроения, не захаживый с мальчиками в темные углы». Она, конечно, испугается, подумает, уж не собираюсь ли я пойти той же дорожкой, что и Сисси. Но нет, я не похожа на тетю Сисси, потому что мне хочется понимания даже больше, чем объятий. Если я заговорю с Эви или Сисси, они скажут то же самое, что и мама, не важно, что Сисси вышла замуж в четырнадцать, а Эви в шестнадцать. Мама была совсем девочкой, когда они выходили замуж. Но они все уже позабыли… и скажут мне, что я слишком молода для таких мыслей. Я, допустим, молода, мне только пятнадцать. Но во многих отношениях я старше своих лет. И нет со мной рядом человека, который меня обнял бы и понял. Может быть, в один прекрасный день… может быть…»
– Нили, если нам суждено умереть, то разве не самое лучшее умереть сейчас – когда верится, что жизнь прекрасна, как прекрасна эта ночь?
– Знаешь что?
– Что?
– Ты напилась, вот что. Молочный пунш тебе в голову ударил.
Она сжала руки и шагнула к нему.
– Никогда не говори так! Не смей говорить так!
Он отступил назад, испуганный вспышкой ее злости.
– Ну ладно… ладно, чего ты, – пробормотал он. – Я и сам однажды напился.
Ее злость сменилась любопытством:
– Ты не шутишь, Нили? Честно?
– Ну да. Один парень принес как-то несколько бутылок пива, мы спустились в подвал и распили. Я выпил две бутылки и опьянел.
– И на что это похоже?
– Ну, сначала земля уходит из-под ног. А потом все начинает кружиться – знаешь, как в картонной трубке, которая продается за пенни, и ты смотришь в глазок, а там разноцветные бумажки все летают, летают и ложатся всегда по-разному. А самое главное, меня ужасно тошнило. И потом вырвало.
– Тогда я тоже однажды опьянела, – призналась Фрэнси.
– От пива?
– Нет. Прошлой весной, в парке Маккаррен, когда увидела тюльпан впервые в жизни.
– Откуда же ты узнала, что это тюльпан, если никогда раньше их не видела?
– Видела на картинках. Когда я смотрела на него, как он растет, какие у него листья, какие лепестки ярко-алые, с желтой сердцевинкой, земля ушла из-под ног, и все вокруг закружилось, как в калейдоскопе, – точно, как ты описал. Мне стало даже дурно, пришлось присесть на скамейку.
– Тебя тоже вывернуло?
– Нет, – ответила она. – И вот сейчас на крыше у меня возникло такое же чувство, как тогда, и я знаю, что пунш тут ни при чем.
– Бедная мама, – вздохнул Нили. – Но за меня она может не волноваться. Я никогда не буду пить, потому что мне не нравится, когда тошнит и выворачивает наизнанку.
– И за меня она тоже может не волноваться. Мне не нужно пить, чтобы опьянеть. Я могу опьянеть, например, от тюльпана – или от такой ночи.
– И мне кажется, что это волшебная ночь, – согласился Нили.
– Такая тихая и яркая… почти… святая.
Она замолчала. Если бы папа сегодня был тут…
Нили запел:
Тихая ночь, святая ночь!
Все спокойно, все сияет.
«Он совсем как папа», – радостно подумала Фрэнси.
Фрэнси смотрела на Бруклин сверху. Свет звезд что-то скрадывал, что-то подчеркивал. Она смотрела на плоские крыши разной высоты, перерезанные наклонным скатом одного давно заброшенного дома. Колпачки дымовых труб тут и там… кое-где темные пятна голубятен… время от времени из них доносится сонное воркование голубей… вдали грезят о чем-то два церковных шпиля-близнеца над спящими домами… А в конце улицы – гигантский мост, который, словно вздох, летит над Ист-Ривер и теряется… теряется на другом берегу залива. Черная вода под мостом, а вдалеке – туманно-серый силуэт Нью-Йорка, словно вырезанный из картона.
– Все же другого такого города нет, – сказала Фрэнси.
– Ты о чем?
– О Бруклине. Магический город, какой-то нереальный.
– Город как город, ничего особенного.
– Он особенный! Я езжу в Нью-Йорк каждый день, и Бруклин не похож на Нью-Йорк. Однажды я ездила в Байонну, навестить заболевшую девушку с работы, и на Байонну он тоже не похож. Здесь, в Бруклине, есть какая-то тайна. Он словно… да, словно сон. Дома и улицы кажутся нереальными. И люди тоже.
– Еще какие они реальные – скандалят, орут друг на друга очень даже реально и живут в бедности и в грязи тоже реально.
– Знаешь, есть что-то нереальное в их бедности и в скандалах. Как будто на самом деле они ничего не чувствуют. Как будто все происходит с ними во сне.
– Бруклин – самый обычный город, как все другие города, – решительно возразил Нили. – Особенный он только в твоем воображении. Но это не беда, воображай на здоровье что хочешь, если тебе так больше нравится, – великодушно разрешил Нили.
Нили! В нем так много от мамы и так много от папы, оба передали Нили то лучшее, что было в них. Фрэнси любила брата. Ей захотелось обнять его и поцеловать. Но в этом он похож на маму. Он ненавидит, когда люди выставляют чувства напоказ. Если Фрэнси потянется к нему, чтобы поцеловать, он рассердится и оттолкнет ее. Поэтому она просто протянула ему руку:
