Через несколько недель после выступления в Аспене Конвей поместил описание обнаруженного в данных пика в американском блоге “Cosmic Variance” (“Космические споры”). В двух частях своего яркого повествования он описал волнение, которое охватило всех его сотрудников, когда они увидели всплеск, напоминавший след бозона Хиггса, но дал понять, что это почти наверняка была флуктуация. Интернетовская публикация вызвала шквал откликов. Некоторые ученые желали Конвею удачи или просили уточнить технические детали. Другие просто интересовались. Один читатель спрашивал, может ли частица Хиггса принести какую-то практическую пользу, если ученые наконец ее все-таки найдут. Это побудило Конвея рассказать, как Дж. Дж. Томсон, открывший электроны в 1897 году, считал, что люди никогда не смогут найти им практического применения. Конвей продолжал: “Открытие Хиггса вряд ли будет использовано в практических целях, но оно несомненно приведет нас к новым теоретическим и экспериментальным прорывам, которые породят новые, неизвестные нам сегодня технологии. Вот и Томсон в свое время никак не мог представить себе эру электроники и компьютерных технологий, в которую мы сегодня живем”.
Конвей был не первым, написавшим в Интернете о сигнале, полученном на “Теватроне” и похожем на след бозона Хиггса. Неделей раньше Томмазо Дориго, другой физик с детектора CDF, тоже рассказал в своем блоге об этом и тоже оговорился, что, вероятно, полученный пик — флуктуация
182. Однако Дориго допускал и возможность открытия и даже сослался на другое, независимое исследование столкновений, полученных на детекторе CDF, которое тоже, как он считал, обосновывало существование частицы Хиггса весом 160 ГэВ.
Проблемы возникли, когда в дело включились средства массовой информации. В марте того же года журнал “New Scientist” опубликовал статью, основанную на обсуждении результатов в блогах
183. За ней последовала статья в журнале “The Economist”. Через несколько месяцев сказала свое слово и “New York Times”. Эти газетные публикации оказали сильнейшее влияние на физиков, ведь никто из писавших в Интернете не утверждал, что бозон Хиггса найден, более того, все предполагали, что это скорее всего флуктуация.
Реакция последовала незамедлительно. Ученые критиковали СМИ за преувеличения и недостоверную информацию, которая нередко проникает на страницы газет и журналов, даже если журналисты показывают специалистам свои тексты. Очень часто предварительные выводы, сформулированные со многими сложными для понимания оговорками, приобретают под пером репортера форму утверждения. Ученым всегда трудно примириться с такой трансформацией сказанного ими, и неудивительно, что они часто чувствуют себя как бы соучастниками обмана. Однако в этот раз физики обвиняли не только СМИ — они критиковали Конвея и Дориго за то, что те обсуждали в Интернете столь сомнительные результаты. Мнение большинства состояло в том, что блогеры перешли некую черту дозволенного. “Многих наших коллег действительно очень раздражало, что мы обсуждаем научные результаты в Интернете, — говорил Конвей. — Я ведь думал, что только кучка фанатов-физиков читает наши материалы. Когда же СМИ подхватили то, что мы там понаписали, это стало нам хорошим уроком”. Дориго даже опубликовал в своем блоге открытое письмо с извинениями. “Прошу прощения, поскольку знаю — некоторые из вас чувствуют себя преданными”, — обращался он к членам команды CDF.
Некоторые ученые Фермилаба восприняли всю эту историю как вторжение непосвященных в запретную область. Они хотели проводить совещания и открыто высказывать свое мнение, не боясь, что о нем заговорят в Интернете. Некоторым не понравилось, что результаты были обнародованы до официального рецензирования. Правда, в данном случае все результаты прошли через два уровня внутреннего контроля, были разрешены для публикации в пресс-релизе, и внешние эксперты вряд ли могли найти какие-либо вопиющие ошибки в работе. Пожалуй, самой чувствительной проблемой было то, что в постах, написанных одним человеком, трудно в полной мере разъяснить, что его данные — результат работы многих, иногда сотен людей. Идея ведения блогов, похоже, противоречит духу командной работы, неизбежно выпячивая личность блогера.
Перепалка по поводу этичности ведения блогов закончилась, когда представителями от CDF стали физики Роберт Розер и Якоб Кенигсберг. Розер никогда не считал, что Конвей или Дориго нарушили какие-то законы, говоря о своих исследованиях в блогах, но был сильно удручен некоторыми публикациями в СМИ. “Это был первый случай, когда статьи были написаны не по материалам научных публикаций, а по постам в блоге, — сказал мне Розер на встрече в диспетчерской CDF. — Разброс мнений тогда среди физиков был огромный — от “Любая реклама хороша” до “Как мы могли допустить это”.
Оба представителя CDF-детектора совместно выработали правила, определявшие, что можно, а что нельзя писать в блогах. Физики настоятельно призвали не трясти грязным бельем на публике, уважать коллег и не писать в блог о результатах до их официального одобрения. В принципе тот, кто выполнил большую часть работы, имеет право первым сделать ее результаты достоянием общественности, но по общепринятым правилам только то, что утверждено на внутренних совещаниях, может быть обнародовано, причем в любом месте и любым способом. “Все дело в том, — справедливо отметил Розер, — что физики, работающие в области высоких энергий, только сейчас начинают понимать, как нужно вести себя в Интернете”.
В конце лета команда Конвея приготовилась анализировать последние данные по столкновениям на “Теватроне”. Если бы пик остался или ощутимо вырос, это было бы верным признаком того, что бозон Хиггса нашелся и мы действительно живем в суперсимметричной Вселенной. Когда все проверки были сделаны, Конвей запустил программу. График нарисовался примерно через секунду. Пусто. Пик исчез. Хотя Конвей и ожидал чего-то подобного, он был ужасно разочарован. В своем блоге он подвел итог: “Итак, поиски зверя продолжатся. Матушка-Природа любит поводить нас за нос!”
Тот год был похож на американские горки — взлет, падение, взлет, падение. Позже Конвей с грустью вспоминал чувства, которые он испытал в субботу утром, сидя в полном одиночестве перед своим ноутбуком в ЦЕРНе, тогда, когда он в первый раз заметил пик на графике. Это были именно те чувства, которые приводят многих людей в науку. “Вы всем сердцем надеетесь, что когда-нибудь обнаружите что-то действительно новое, такое, чего до вас никто в мире не видел, — сказал он мне. — Вы мечтаете совершить великое открытие...”
Прежде чем найти Ярмо и отправляться с ним обратно в Чикаго, я попытался встретиться с Дмитрием Денисовым — одним из представителей команды детектора DZero в Фермилабе. Денисов учился в Москве, он закончил один из самых лучших вузов России — Физико-технический институт. Я спросил его, были ли у стареющего “Теватрона шансы найти частицы Хиггса до того, как новенький церновский Большой адронный коллайдер возьмется за это дело? Денисов — настоящий оптимист. “Если “Теватрон” проработает еще несколько лет, — сказал он мне, — существует пятидесятипроцентная вероятность того, что мы найдем частицы Хиггса, правда, если они не слишком тяжелые. Мы полны энтузиазма. Мы знаем, как делаются открытия”, — сказал он.
