– Я не в настроении.
Эмбер долго ворочалась и наконец заснула, так и не успев придумать, как вернуть утраченную гармонию отношений с Джексоном.
Вдруг ей стало невозможно дышать. Она в ужасе очнулась. Джексон сидел на ней верхом и зажимал ей нос. Эмбер оторвала его пальцы от своего лица и, задыхаясь, прокричала:
– Что ты творишь?
– А, отлично. Ты проснулась.
Он включил лампу на тумбочке. Эмбер выпучила глаза. В другой руке Джексон сжимал пистолет – тот самый, который она много месяцев назад обнаружила в выдвижном ящике шкафа Дафны.
– Джексон! Что ты делаешь!
Он прицелился в ее голову.
– Если ты еще хоть раз что-нибудь в меня бросишь, больше не проснешься.
Она попыталась отодвинуть его руку, думая, что он просто шутит.
– Ха-ха.
Другой рукой Джексон сжал ее запястье.
– Я не шучу.
Она раскрыла рот от ужаса.
– Что… Что ты хочешь?
– Прощай, Эмбер.
Она завопила во весь голос, когда палец Джексона потянул спусковой крючок.
Щелчок. Ничего не случилось.
Эмбер стало мокро в постели. Она поняла, что обмочилась.
Лицо Джексона исказила гримаса отвращения.
– Какая же ты… Описалась, как маленькая.
Он спрыгнул с кровати, продолжая держать Эмбер под прицелом.
– На этот раз ты отделалась легким испугом. В следующий раз тебе может так не повезти.
– Я вызову копов.
Джексон расхохотался.
– Нет, не вызовешь. Арестуют тебя. Ты же бежала из-под залога, не забыла? – Он указал на кровать.
– Встань и поменяй простыни.
– Могу я сначала душ принять?
– Нет.
Эмбер встала и начала, всхлипывая, снимать с кровати белье. Джексон стоял рядом и смотрел на нее, не говоря ни слова. Когда Эмбер застелила постель, он заговорил с ней.
– Ступай, прими душ, а потом мы с тобой поболтаем.
Но только Эмбер направилась к ванной, как Джексон окликнул ее.
– Еще кое-что. – Он швырнул ей пистолет, но она не успела его поймать, он упал. – Не бойся, он не заряжен. Погляди на инициалы.
Эмбер подобрала пистолет и увидела три буквы на дуле – те самые, которые удивили ее в тот день, когда она впервые увидела это оружие. ТМС.
– Что значат эти буквы?
– Они значат «Ты Моя, Сучка».
С тех пор она выполняла все, что ей говорил Джексон – как послушный ребенок. Он велел ей похудеть на пять фунтов – и она не стала возражать, хотя уже вернулась к своему весу до родов. Когда он обзывал ее тупицей и «белым отребьем», она не спорила с ним, но просила прощения за любой проступок. Он заваливал ее дорогой одеждой и украшениями, но теперь-то она понимала, что все это делается напоказ. А на людях они оставались золотой парочкой. Она – обожаемой и обожающей женой. Он – красивым и щедрым мужем.
Секс становился все более грубым и жестоким. Орального удовлетворения Джексон требовал от Эмбер в те моменты, когда она шла к выходу из дома, собираясь куда-то уехать, или тогда, когда надевала вечернее платье – чтобы на платье остались его следы, чтобы она была еще сильнее унижена. Да что же она такое сделала, чтобы заслужить такое? Как же несправедлива жизнь. Она так старалась, из кожи вон лезла, чтобы уйти от своей жизни в гадком родном городке, где все на нее смотрели, как на мусор. И вот теперь она стала миссис Джексон Пэрриш. Она была одной из богатейших женщин в городе, и со всех сторон ее окружало все самое лучшее. А собственный муж смотрел на нее сверху вниз и обращался с ней, как с отбросами. А ведь она хотела только той жизни, какую она заслуживает. Ей и в голову не приходило, что она обрела именно такую жизнь.
Глава семьдесят вторая
Восемь месяцев спустя
Дафна крепко сжимала в руке телефон, глядя в окошко нью-йоркского такси. Она так нервничала, что в самолете ничего не ела, и теперь у нее все громче урчало в животе от голода. Порывшись в сумочке, она нашла коробочку с мятными леденцами, вытащила один и сунула в рот. Сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться, когда машина остановилась перед зданием, где находился офис Джексона. После сегодняшнего дня она сможет покинуть Коннектикут раз и навсегда и начать новую жизнь, которую теперь старательно создавала.
Как только завершился развод, Дафна взяла дочерей и поехала к матери. Предварительно звонить она не стала – просто не знала, с чего начать разговор. Когда девочки легли спать, Дафна и Рут остались вдвоем, и она рассказала матери все – от начала и до конца.
Сказать, что Рут расстроилась, – ничего не сказать.
– Бедная моя девочка. Почему ты мне ничего не рассказывала? Тебе надо было уехать ко мне!
Дафна вздохнула.
– Я пыталась. Когда Таллула была совсем маленькая, я ушла из дома. Но тогда он все подстроил, чтобы меня задержали и засунули в психушку. Он состряпал против меня обвинения. И я ничего не могла поделать. – Дафна взяла мать за руку. – И ты бы ничего не смогла поделать.
Рут заплакала.
– Я должна была догадаться. Ты – моя дочь. Я должна была разглядеть его. Должна была понять, что на самом деле ты не такая, в какую он тебя превратил.
– Нет, мама. Ты не смогла бы догадаться. Пожалуйста, не вини себя. Главное, что теперь я свободна, и мы с тобой сможем жить вместе.
– Твоему отцу он никогда не нравился, – негромко произнесла Рут.
– Что?
– Я думала, что он все преувеличивает. Ну, ты же знаешь – отец не хочет, чтобы его маленькая девочка становилась взрослой. Он считал Джексона слишком ушлым, слишком опытным. Жаль, я к нему не прислушивалась.
– И я бы не прислушалась. Это бы только оттолкнуло нас еще дальше друг от друга. – Она положила голову на плечо матери. – Я так тоскую по нему. Он был чудесным отцом.
Они не спали всю ночь – наверстывали упущенное, заново строили отношения. На следующий день мать изумила Дафну принятым решением.
– Что бы ты сказала, если бы я продала гостиницу Барри и переехала с тобой в Калифорнию?
– Я была бы в восторге! Ты серьезно?
Радости девочек не было предела, когда они узнали, что бабушка будет жить с ними.
Южная Калифорния понравилась всем. Солнце и хорошее настроение вокруг творили чудеса. Конечно, девочки скучали по отцу, но с каждым днем жить становилось немного легче. Они винили Эмбер в отдалении отца от них, и Дафна им не возражала. Она решила сказать им правду, когда они подрастут. А пока девочки приходили в себя с помощью талантливого психотерапевта, соседских детей и желтого лабрадора, которого они назвали Мистером Бандитом за то, что он таскал у них игрушки.
