— Ну, Михаил Петрович, рассказывай, как там в Москве. Просвети провинциалов.
— Серега, не прибедняйся! В одном доме живем, на Ленинградке. Который здесь наверное, не "генеральским", а "адмиральским" назовут.
— Так по месту прописки бываю лишь наездами, последний раз где-то полгода назад. А так, с севера не вылезаю. Ну и Настю сдергивать не хочется, она тут привыкла.
— Кстати, как она?
— Да вчера, как в роддом на Пионерскую увезли, пока новостей нет! Выходит, даже такой старик как я, еще на что-то гожусь.
— Ну какой ты старик, на пару лет меня старше. Сына как назовешь?
— Владимиром. Ну а если дочка — Анной. А как твои?
— Владик уже в школе, первый класс закончит. Илюша малой еще. Ну а Анну Петровну вы здесь уже видели — как она шороху навела на Севмаше. Она ведь у меня большой человек, Всевидящее Око Партии. И если приехала — то будьте уверены, не со мной за компанию, а по приказу Пономаренко.
— Так что там наверху, на московском олимпе? Если не секрет.
— А тут микрофонов нету?
— Обижаешь, командир! Чтоб на моем корабле — и я не знал? Так все же, как Сам? Ты ведь к нему на доклад ездишь?
— Слушай, налей сначала, раз такой разговор. Расскажу.
Налили по стопке. Залпом выпили. Закусили.
— Не так часто я сейчас к Самому езжу, мужики — сказал Адмирал — кончилось время, когда мы для него были постоянным источником информации. Поскольку история стрелку уже перевела — и пошла текущая рутинная работа. Я так больше на Кузнецова замыкаюсь, делаю то, чему обучен — чтоб году к шестьдесят второму, у СССР был атомный флот.
— А будет ли тут Карибский кризис? — произнес Сирый — история уже сильно в сторону пошла. Победа на год раньше, в сорок четвертом. У нас и потери меньше, и не пол-Европы наши, а две трети, раз вместо "встречи на Эльбе" вышло, за Рейном. Одна ГДР без всяких ФРГ, и Народная Италия с товарищем Тольятти, и Австрия с Грецией наши, Испания "дружественный нейтрал", и Турция нейтрал, хотя и враждебный. Просоветский Израиль, просоветский Курдистан, в Сирии и Ираке наши войска стоят. НАТО есть, под именем "Атлантического союза", вот только входят в него, Англия, Бельгия с Голландией, Дания и пол-Норвегии. И на Дальнем Востоке, Корея наша вся, не было там войны, как и Хиросимы с Нагасаки — зато Китай пятидесятого, Сиань и Шанхай. И Мао сдохший от лучевки — а кто там в Пекине сейчас сидит, Ван Мин, он ведь "просоветский" вроде? В Индии змеюшник, шесть сторон дерутся вместо двух, в Африке творится черт знает что. Вся карта мира сильно поменялась, в сравнении с нашей историей. Так что, кончилось наше послезнание, сейчас туда выходим, где нет уже маяков, а вот рифы и мели, а то и минные поля…
— Летом и посмотрим — ответил Адмирал — двадцать шестого июля, если не ошибаюсь, пойдет Фидель на штурм казарм Монкада? Будут ли в его команде ребята от Судоплатова, честно, не знаю — к высокой заграничной политике я сейчас лишь краем, иногда консультации даю, даже не Самому, а Пономаренко.
— Это верно, что Сам его в преемники метит? — спросил Золотарев.
— О том у Анюты надо спросить. Но похоже на то. Так как Сам знает, до чего страну его преемники из "стариков" довели. И похоже, поставил на молодых — Пономаренко, Мазуров, Косыгин. И даже примкнувший к ним Эрих Хоннекер, который в Москве время проводит едва ли не больше, чем у себя дома. И поляк Берут в их компании тоже. Посвящены ли они в Тайну, не знаю — с этим строго. Сам условия поставил, что решает, исключительно он лично. Равно как и полный перечень тех, кто посвящен — возможно, лишь у него в памяти.
— А Лаврентий Палыч? Он ведь тоже знает. И "самый эффективный манагер", раз три министерства в войну тянул на себе.
— Он на своем месте хорош — ответил Адмирал — а Первым, дров наломает. Как в нашей истории, хотел "национальные армии", и максимум самостоятельности республикам — боюсь что так СССР и до девяносто первого бы не дожил. И там он тоже против Сталина что-то крутил под конец, опасаясь что и его в расход. Здесь же в норме — как Сам с ним беседовал, не знаю, но судить можно, достигли они полного консенсуса: товарищ Берия вечно Второй, незаменимый и в этом качестве, неприкосновенный. И явно дружественен "молодым". Ну а стариков вроде Кагановича, похоже, будут постепенно оттирать от управления — с почетом, и на пенсию. Если уж Хрущев живой пока, а ведь я уверен был, что его исполнят! А он десять лет уже в Ашхабаде сидит, на радость туркменам. Так что Сталин, вовсе не людоед. Не терпит, когда его обманывают, не прощает, когда предают — ну а если из его доверия вышел, то это навсегда. Но и бессмысленной жестокости за ним я тоже не замечаю.
— Так может оттого, что Сталин нашей истории, и он же здесь, будущее узнавший и свое, и страны, это разные люди получились? — спросил Сирый — что бы про Виссарионыча в нашем времени ни говорили, но дураком его никто назвать не смел! Да и не мог бы дурак "принять страну с сохой, оставить с атомной бомбой". А значит, обязан был он свою линию скорректировать. Если, вот кажется мне, или я ошибаюсь, свободой повеяло, как у нас в перестройку, ядри ее мать — гайки ослабляют понемногу, можно о том говорить, за что вчера бы за тобой пришли бы?
— Не ошибаешься — ответил Адмирал — вот только… Есть уже такое понимание, на самом верху, что излишне жесткая система нежизнеспособна, что у нас и случилось. Значит, надо послабление дать, чтоб был реальный контроль снизу, творчество масс, живая мысль, а не догмы. А вот как конкретно, это пока неясно никому. И "как бы чего не вышло", помнишь что у нас было в шестидесятые, "оттепелью" назвали? Так что боюсь, еще весело всем будет жить, если опять начнутся метания, или чистку объявят, и вычистят не тех. И все это на фоне нарастающих проблем, внешних и внутренних — бандеровщину и всяких "лесных" задавили, так в нацреспубликах творится черт знает что.
— Так там, считай, Советской власти и не было — сказал Сирый — общался я тут с товарищем из Самарканда, русским. Он рассказывал, что в двадцатые, на полном серьезе предлагали басмачам — ну что ты, курбаши-юзбаши, стреляешь из-за дувала, а к нам иди, вступай в Партию, станешь секретарем райкома, большим человеком! В самом деле так, или врет?
— Было — кивнул Адмирал — мне Смоленцев наш рассказывал, как они там в сорок девятом… Началось все с "стране нужен хлопок" — ради чего, гнали в узбекские поля и старого, и малого, и больного, умри, но собери. С феодальным зверством, как при эмире бухарском — плохо работающих, били плетьми: если в тюрьму, кто тогда работать будет, штраф взять нечем, ну а пороть прилюдно, лучший стимул не лениться. Причем наказывали даже не обязательно за невыполнение плана, а если ты хоть сто процентов сдал, но по выработке последним оказался, или среди трех, пяти, десяти последних.
— То же, что у нас — кивнул Золотарев — план по хлопку, и приписки.
— И это тоже. План как товар: кто перевыполнит, мог часть своего хлопка переписать неудачливому соседу (конечно, не бесплатно). Потому, начальство обращалось с колхозниками, как с рабами. С силовой поддержкой не только местной милиции, но и банд собственных нукеров-надзирателей, обеспечивающих трудовую дисциплину (и вершащим самые грязные дела). И это сходило с рук в военное время — хлопок любой ценой.
