– Да хотя бы потому, что мне очень нравятся пожилые мужчины, у которых красивые молодые жены, – ответил Пантелей, не удержался и обвил рукой ее талию.
Она отскочила и махнула рукой, как если бы хотела ударить его.
– Мы же договаривались! – простонал врач.
– Дети есть? – спросил Пантелей, глядя на Люду.
– Зачем вам?
– Кто еще в доме?
– Так вы об этом. Нет никого.
– А ты о чем подумала? Хочешь от меня детей?
– Я бы попросил…
– Заткнись! – Пантелей надвинулся на доктора Мишу, заставил его вжать голову в плечи.
– Я прошу вас не трогать мою жену. Или я ничем не смогу вам помочь, – заявил тот.
– Твоя жена нам и поможет.
– Но так нельзя.
– Нельзя. Но если с моим другом что-то случится, то будет очень даже можно.
Люда вышла из комнаты и рванула вверх по лестнице. Пантелей последовал за ней, но слегка опоздал. Женщина исчезла в какой-то из четырех комнат, расположенных на втором этаже.
Он заглянул в спальню. Никого. Зашел в соседнюю комнату и напоролся на ружье, стволы которого смотрели прямо на него.
– Ух ты! – Пантелей ухмыльнулся.
– Я стреляю! – Люда взвела курки.
– Я люблю, когда женщины в меня стреляют.
Он осторожно шагнул к ней, собираясь вырвать ружье из ее рук. Это был самый опасный момент, но смерть его почему-то совсем не пугала.
– Я стреляю!
Пантелей усмехнулся. Он понял, что женщина не сможет выстрелить.
– Люблю, когда они стреляют глазами.
– У меня жаканы!
– Да, только пули могут остановить мое влюбленное сердце.
Пантелей вплотную приблизился к стволам, но бить по ним не стал, прижался грудью.
– Стреляй!
– Ты псих?
– А ты сможешь вылечить мою больную душу?
– Я тебе не врач.
– Охотница?
– И не охотница.
Пантелей кивнул и резким движением отвел стволы в стороны. Но выстрелы так и не грянули.
– Если ты не охотница, то и не надо тебе ружье, – заявил он и глянул на оцепеневшую женщину.
– Миша сделает все, выручит вашего человека.
– Я хочу не Мишу, а тебя.
Пантелей шагнул к Люде, но та даже не сдвинулась с места. Она смотрела на него как на роковую неизбежность.
– Даже страшно подумать, – шепотом сказал он, старясь обаять ее пристальным взглядом.
Пантелей знал, как это делать. Тем более что ситуация располагала. Люда уже была заворожена.
Он нарочно взял паузу, и Люда его не подвела.
– О чем подумать? – повелась она.
– О том, что мой друг может умереть на операционном столе, и я буду этому радоваться.
– Радоваться?
– Если он умрет, то я обойдусь с тобой не очень грубо, но и без всяких нежностей.
– Не надо, – сказала она и заторможенно качнула головой.
– Если он умрет, то надо будет. А если нет, то тебя не трону, хотя потом буду сожалеть об этом.
Пантелей забрал у женщины ружье и вышел из комнаты. Он почувствовал, как Люда потянулась к нему, но вслед за ним не вышла.
Каин не умер на операционном столе. Но рана в его боку оказалась достаточно серьезной. Куда более опасной, чем та, которую получил Пантелей. Она до сих пор не зажила.
– Раненого можете оставить у меня, – сказал Миша. – А сами уезжайте.
Он готов был на все, лишь бы только выставить незваных гостей за дверь.
– Ты нас гонишь?
– Вам совсем не обязательно здесь оставаться.
– Ты нас гонишь?
– Мне нужно на работу.
– Уйдешь и оставишь свою жену без присмотра?
– Сначала уйдете вы.
– Ты обещал приютить нас.
– Не обещал.
– Плохой ты человек, – сказал Пантелей и выразительно глянул на Жилу.
Тот мигом сгреб врача в охапку. Ластик помог его связать. Пантелей взял пластырь, отрезал кусок.
– Я прокляну тебя, если с Людой… – успел крикнуть лепила.
Пантелей заклеил ему рот, достал пистолет, снял с предохранителя. Миша мог бы послать Пантелея на три буквы, он бы его простил. Но тут проклятие. Опять!
– Пантелей, не надо, – сказал кто-то и тронул его за плечо.
Пантелей обернулся и увидел Жадика. Тот стоял и качал головой.
– А почему не надо? – спросил Пантелей и вжал ствол пистолета ему в живот.
Жадик стал белым как мел.
– Если ты не веришь в проклятие, то оно к тебе не прицепится, – сказал Жила.
– Всем разболтал? – спросил Пантелей, в тихом бешенстве глядя на Жадика.
– Никому ничего, – пробормотал тот.
– Молись, падла!
– Мы уйдем от тебя, – сказал вдруг Жила.
– Чего?! – Пантелей едва удержался, чтобы не направить на него ствол пистолета.
– Нельзя так. – Рядом с Жилой встал Гасан.
– Что нельзя?
– Ты на своей бабе реально помешался, – сказал Жила. – А это неправильно. Мы не для этого с тобой.
– Пацанов потеряли, – не остался в стороне и Ластик.
– Я не понял, это что, бунт на корабле?
– Нет. Просто с катушек съезжать не надо, – заявил Ластик.
– Это бунт.
Ластик опустил глаза, давая понять, что готов сдать назад, если Пантелей успокоится. А Жила чуть склонил голову. Он сказал все, что думал, и теперь готов был понести за это наказание. В разумных, разумеется, пределах.
Пантелей понял, что разговор нужно сворачивать. Иначе ситуация реально выйдет из-под контроля, а этого допустить никак нельзя. Потом уже, когда все устаканится, он произведет разбор полетов. Первым под нож пойдет Жадик. Но это будет не сегодня.
– Я не верю в проклятия, – сказал он.
– Так нет никакого проклятия, – оживился Жила. – У нас все нормально. Поживем пару дней тут.
– Это ты так решил?
Жила опустил глаза.
– Как я скажу, так и будет. А я уже решил. Этого закрыть в кладовке! – Пантелей кивком показал на врача.
– Надолго?
– Пока не остынет.
Жила и Жадик унесли Мишу, вернулись. Одного Пантелей оставил на шухере, другому велел смотреть за Каином, остальным спать.
