Первой перемены в жизни Любови Михайловны заметила ее старшая дочь, тридцатидевятилетняя Алла. Мама как-то глупо хихикала в телефонную трубку и на вопросы о здоровье отвечала невнятно. И вообще была неадекватна. Алла примчалась к матери, обогнав вызванную неотложку. Врачам она так и описала симптомы приступа: «Глупо хихикает. Гипертония». Неотложка ничего страшного, кроме легкого алкогольного опьянения, не обнаружила. Алла еще долго говорила, что это же по-настоящему страшно, поскольку мама позволяла себе бокал вина только по большим праздникам, а вот так, вечерком, без повода – никогда.
Младшая дочь Катя забила тревогу, когда бабушка отказалась посидеть с любимой внучкой Нюсей, сказавшись занятой. И именно ей мать рассказала под страшным секретом о «своем Петечке». Считалось, что Катя лучше понимает маму. Говоря откровенно, свою старшую дочь Любовь Михайловна просто боялась. Поэтому, глупо хихикая, призналась Кате, что Петр предложил ей не просто сожительствовать, а пойти замуж и даже венчаться. И пообещал удочерить ее дочерей и относиться к ним как к родным. Катя сказала: «Лишь бы ты была счастлива, мамочка», – и немедленно позвонила сестре.
– Она совсем сошла с ума? – закричала Алла.
– А может, это любовь? – предположила Катя.
– Ну какая любовь? Престарелый альфонс, вот он кто! – заявила Алла.
Алла хотела познакомиться с Петром, так сказать, официально и «посмотреть ему в глаза, задать пару вопросов и вывести на чистую воду». Но Любовь Михайловна заламывала руки и тоже что-то твердила про любовь.
– Так не бывает, – говорила Алла.
– А как же мировая художественная литература? – восклицала мама-педагог. – Почему ты отказываешь нам в праве на счастье?
Мама уже говорила «нам», что было плохим симптомом.
– Потому что счастья нет. Где оно, счастье?! – выкрикнула Алла чуть не плача, но было уже поздно спорить.
Катя, как конфидентка, сообщала сестре, что мама часто не ночует дома. И дело идет к свадьбе.
Алла предприняла последнюю попытку воззвать к материнскому разуму:
– Вспомни свою маму, нашу бабушку.
Катина и Аллина бабушка вышла замуж в семьдесят два года. По большой любви. Муж был младше на пятнадцать лет. Любовь Михайловна тогда сделала все, чтобы помешать их счастью, и поставила мать перед выбором – или новый муж, или она, Люба, и внучки – Катюша и Аллочка. Мать выбрала мужа. Любовь Михайловна больше ни разу и не поговорила с матерью. Девочкам сказала, что бабушка уехала жить в другой город. Навсегда.
– Я была не права тогда, – сказала старшей дочери Любовь Михайловна. – Ведь она была счастлива.
– Только ее муж очень быстро женился снова. Через месяц после того, как умерла бабушка. И дачу, она же переписала на него дачу! Нашу дачу! Ты забыла, как тогда плакала? Ты после этого веришь в светлые чувства?
– Она же была счастлива. Пусть несколько лет, но была! У меня все будет по-другому! – твердила Любовь Михайловна.
– Я не хочу тебя потерять. – Алла заплакала, как маленькая девочка, которая не знает, как ей поступить. Она всегда была старшей в семье. Пока мама читала ученикам «не по программе» Цвейга, а сестра плакала над Буниным, Алла работала – машинисткой, секретаршей, кем угодно. Не поступила в педагогический, как мечтала мама, а пошла в юридический. После института опять работала – по девятнадцать часов в сутки. Мама сокрушалась, что дочь совсем перестала читать книги. Алла читала исковые заявления. И не верила в Бунина. Вышла замуж, родила, узнала, что муж изменяет и хочет разводиться, усадила его за стол переговоров и популярно объяснила, что будет дальше – и про алименты, и про совместно нажитое имущество, и про время общения с ребенком. Муж Коля тут же пошел на попятный. Алла его шпыняла как хотела. Родила второго. Коля уже даже не рыпался – жена расписала в красках, что ему при дележе квартиры в лучшем случае достанется ванная. После рождения второго ребенка Алла стала делать адвокатскую карьеру, а Коля страдал колитами, гастритами и прочими заболеваниями желудочно-кишечного тракта. Алла не верила в любовь, а верила в силу аргументов. Коля лечился еще и от простатита. Почему Алла не развелась? Ни Любовь Михайловна, ни Катя объяснения не находили.
Любовь Михайловна мечтала о замужестве и венчании. В белом платье и фате. Обязательно в белом. Первый муж, отец Кати и Аллы, был против свадебного наряда и традиционного торжества. Да и денег не было. Второй муж вообще предпочел бы не расписываться, но Любовь Михайловна настояла. Брак продлился три года и завершился так же, как и начался – в канцелярии загса, быстро и официально: печать в паспорте, росписи.
Сейчас имелись пусть и не очень значительные, но сбережения, да и Петя хотел настоящую свадьбу, но радости такие планы не приносили. Любовь Михайловна знала, что Алла будет в ярости, Катя встанет на ее сторону. Но платье и уж тем более венчание дочери не одобрят. Алла так и вовсе потребует подписать брачный контракт, а Любовь Михайловна даже в своем почтенном возрасте и со своим богатым опытом продолжала верить в искренние чувства и человеческую порядочность.
Она все чаще стала оставаться в своей московской квартирке, где поселился и Петр. Алла не могла поговорить с матерью. Когда к телефону подходил Петр, она клала трубку, не желая с ним общаться. Если трубку брала Любовь Михайловна, то уже она прерывала разговор, опасаясь начинать диалог с дочерью. Катя призналась сестре, что, несмотря на счастливую, пусть и пока неофициальную семейную жизнь, мама начала быстро сдавать. Ей пришлось вернуться к репетиторству, поскольку денег не хватало – Петр, оказывается, не работал.
– Она его любит. По-настоящему, – рассказывала Катя. – Я никогда не видела ее такой. Она светится изнутри.
– Пока светится, а дальше что? – переживала Алла. – Лучше бы она была с нами – здоровая, спокойная и без свечения.
– Я не знаю, как лучше, – отвечала Катя. – Мама говорит, пусть хотя бы год, но с Петром, чем десять – в одиночестве. А мне что делать? И она совсем забыла о внуках.
Да, Катя привыкла, что мама всегда с ней, водит внучку на кружки и секции. И, откровенно говоря, не хотела, чтобы какой-то Петр менял сложившийся график.
– Поговори с ней. Или с этим Петром. Ты же адвокат! Выведи его на чистую воду! Ты же можешь! – просила Катя сестру.
– И я опять останусь во всем виноватой, – отвечала Алла. И плакала. Она очень хотела поверить в любовь.
* * *
– Леночка, детка, отнеси пирожки в гостиную, – попросила Любовь Михайловна. – И посмотри, пожалуйста, как там Петр. Мне так неловко, что я скрываюсь на кухне. Алла наверняка ему устроила форменный допрос с пристрастием, или как там это называется.
Лена взяла тарелку с пирожками и пошла в гостиную. В коридоре на полу сидела Катя и задумчиво разглядывала бездыханное тело Моти. Из дальней комнаты раздавался истошный лай Жули.
– Может, ее выпустить, а то у тебя в доме будет два трупа. – Лена пыталась шутить.
