Не говоря ни слова, Тоня сразу поднялась со стула, хотя Марат не сделал ей никакого знака, и плавно направилась к двери. А Глухой стал поворачиваться к Марату, и, то ли подхватив его движение, то ли подчинившись общей перемене поз, Марат мягко спрыгнул под окно, ловко приземлившись на здоровую ногу. Тоня уже стояла перед ним.
— Я к садовнику, — отчеканил Марат.
— Я за него, — парировала девушка. Возможно, баба Шура на полставки оформила ее помощницей садовода, и теперь она так кичилась своей работой, что возомнила себя главным садовником центрального военного санатория. Забавно было, с какой уверенностью она заявляла на Глухого права. Может, она решила, что способна остановить Марата, если он решит обратиться к садовнику в обход нее? Конечно, откуда ей было знать, что на этом пути он проходил и сквозь стены? А может, эта сердечница с синюшной кожей полагала, что он перед ней в неоплатном долгу — ведь рубашка Петрика с изнаночным швом, который она так ловко прострочила, и сейчас сидела на нём как влитая, а Эля, видимо, передала ей его отзыв о мастерстве портнихи. Кроме того, она подверглась атаке Адика, заподозрившего ее в том, что она подслушала его разговор с Лорой о «долге чести», который «платежом красен», в результате чего у Тони подскочило давление. Впрочем, всё это вчерашний (или даже позавчерашний) день, вор мертв, и разговоры о поднявшемся давлении по меньшей мере несерьезны. Подумав, Марат решил всё же не настаивать: разумнее дождаться, когда Глухой останется один. Ведь, окажись он истцом, им лучше общаться с глазу на глаз, без лишних свидетелей, и в этом смысле поручение Паши было удобным предлогом, за которым Марат мог временно спрятаться и прикрыть истинную цель визита.
— Я принес яд, — сказал он, а когда она в недоумении наморщила лоб и сузила глаза, добавил: — Разве садовники не пользуются ядами?
— Где? — спросила она и только тут обратила внимание на ведро. — Что за гадость?
— Про это вам, милая девушка, расскажет Паша из гаража. Она просила вернуть ей ведро. А когда вы к ней пойдете, раз уж вы за садовника, то при встрече она вам всё и расскажет. Мое дело было только доставить яд по назначению.
Уходя, он слышал, как Глухой из окна расспрашивал Тоню о его визите. И хотя она ничего не кричала в ответ, он, судя по возгласам, получал ответы и без слов. Марат оглянулся и рассмотрел, как она объяснялась с ним жестами. Одну руку положив себе на грудь, другой Тоня крутила баранку, изображая женщину-шофера. И по киванию и гоготу Глухого было понятно, что он понял, о ком речь. Марата покоробило, что девчонка объяснялась со взрослым человеком как с младенцем.
Удалившись от дома на такое расстояние, чтобы не терять крыльцо из поля зрения, Марат стал ждать ухода Тони. Однако она, по-видимому, никуда не торопилась. Наверное, и впрямь устроилась работать помощницей садовника, и теперь они ждали вечерней прохлады, чтобы засучив рукава взяться за работу.
И в самом деле, через некоторое время оба вышли из будки и принялись копошиться у корней магнолии. Поскольку они своими спинами полностью заслонили суть дела, Марату пришлось незаметно приблизиться и сместиться в сторону, чтобы наблюдать сбоку. Увиденное его обескуражило. Трава в приствольном круге была примята — оказывается, она скрывала узкие глубокие отверстия, просверленные в магнолии у самой земли. Теперь Тоня поочередно приставляла к ним широкую цинковую воронку, через которую Глухой заливал из принесенного Маратом ведра в корень дерева черную отработку. Так вот он что за садовник! На глазах Марата совершалось тайное медленное убийство, и он не собирался молча ему потворствовать.
— Как ваша фамилия?! — воскликнул он, выходя к ним, стараясь, чтоб его услышал мужчина. Тоня, вздрогнув, отняла от ствола воронку, и Глухой по инерции вылил черную лужицу масла на траву.
— Зачем тебе его фамилия? — отозвалась девушка, медленно выпрямляясь, и Глухой вслед за ней встал во весь свой огромный рост.
— Разговаривать будем в другом месте! Я не собираюсь равнодушно смотреть, как деревья в этом прекрасном парке губят сами же его работники! Что это за подрывная деятельность?! Мое дело — узнать только фамилию вредителя. А уж компетентные органы разберутся, что к чему.
— Ты же не местный, — проговорила девушка. — Этот город для тебя — только глянцевая открытка, а мы тут живем. Твое дело — загорать на пляже, а не шпионить за коренным населением и совать свой нос в чужой вопрос, сути которого не понимаешь.
— Что же тут непонятного? Вы тайно губите редкие деревья!
— Редкие! — передразнила Тоня. — Разумеется, в какой-нибудь занюханной Малой Пурге, из которой ты явился, такой бдительный, вечнозеленые вообще не растут. А тут магнолий и за глаза хватает.
— Хватает или не хватает — это не мне решать и не вам, — настойчиво возразил Марат. — А фамилию садовника, тем более он такая колоритная фигура, я всё равно выясню. Запираться бесполезно!
Когда Марат вышел из своего укрытия, Глухой каким-то детским в своей наивной беспомощности жестом попытался поднять и прижать траву к стволу, словно так можно было загладить причиненное дереву зло или скрыть вредоносные следы. Потом, пока Марат с Тоней пикировались, он переводил взгляд с одного на другого, улавливая смысл спора по губам, гримасам и взмахам рук. Наконец положил обоим на плечи большие ладони, словно одним жестом хотел их подружить, а также как бы призывая выслушать и его:
— Я знаю: со стороны это выглядит жестоко и даже варварски. Но эта магнолия просто не оставила нам иного выхода. Хотя неизвестно, как она тут появилась, кто посадил дерево прямо под стеной постройки, и вряд ли на это было официальное позволение. Но теперь я годами не могу добиться разрешения ее спилить. Кто ж возьмет на себя такую ответственность в отношении экзотической садово-парковой культуры на территории санатория? И вот, пользуясь таким всеобщим покровительством — любой прохожий, как и ты, не задумываясь, принимает их сторону, — эти деревья вытворяют тут что хотят. От дома моих родителей остался только холмик наподобие могильного — там теперь парковая зона и растут американские ладанные сосны, поэтому я вынужден ютиться в этой будке: она и служебка, и склад инвентаря и удобрений, и мастерская, и лаборатория, и мое единственное жилище. Но посмотри, как магнолия запускает всё глубже под фундамент рычаги корней, чтобы сковырнуть дом с лица земли! Хотя условия для магнолии тут не совсем благоприятные — тесное затененное место, — вырос прекрасный мощный экземпляр, но тем хуже для соседей, в данном случае — для меня и моей избушки. Однако магнолии просто ангелы по сравнению с веерной пальмой!
Садовник проворно отошел в сторону, нагнулся в густую тень под кустом и выдернул из земли маленький раскидистый росток с острыми рифлеными листьями.
— Иногда ее зелень кажется мне то ли картонной, то ли жестяной, — продолжал он, тыча росток чуть ли не в лицо Марату. — О, это жестокие пришельцы! Посмотрите, какая теневыносливость! Веером раздвинет полог и поднимется над ним. Пока они ростки, их еще можно выполоть без лишнего шума. Но едва зазеваешься — они вырастают в издали заметные экземпляры, и тогда вокруг них смыкается кольцо добровольных защитников, зеленых патрулей, юннатов и даже бюрократов, которые не дадут экзот в обиду, просто чтобы перестраховаться: вдруг их заподозрят в нерачительном отношении к зеленому наряду курорта.
