— Ни то, ни другое, ни третье, — перебил ее Марат, ухмыльнувшись, как если бы сказал «и то, и другое, и третье». — Скорее дознаватель, причем любитель, а не профессионал, и если вы уделите еще буквально минуту на краткий экскурс, я всё объясню. У меня есть такая страстишка: ловить своих приятелей на мелкой лжи. И вот один мой товарищ, на курорте с ним познакомились (а с каким только сбродом тут не якшаешься!), ни с того ни с сего вдруг расхвастался, что покорил все моря, всё испытал, всё испробовал, и, в частности, обмолвился, что пил гавайский ром. А это утверждение, в отличие от голословных рассказов про кругосветные путешествия, я могу проверить. Довольно подкрасить самогон кофейным порошком, наполнить этой смесью иностранную бутылку и налить этому якобы мореману в качестве якобы рома. Если он поддастся на уловку, то с ним всё ясно. Он враль.
Единственная загвоздка, которая у меня в этом деле возникла, — отсутствие пустой бутылки из-под рома. Тут-то я и вспомнил о своем шапочном знакомстве с Захар Трофимычем. Я плыл пассажиром на его прогулочном катере. Нет, он ничего мне не рассказывал, да я и постеснялся бы отвлекать его от работы, но одного взгляда было довольно, чтобы понять: передо мной настоящий морской волк, пропитанный солью не одного океана. Вот я и подумал: вдруг он привозил из дальних плаваний ром, и если да, то мог бы одолжить мне на время пустую бутылку. И поскольку вы, как я вижу… — заторопился Марат — женщина скрестила на груди руки, как бы перекрывая этим жестом проход в комнаты, а также выражая сомнение в достоверности рассказа, — заняты генеральной уборкой в его береговом кубрике и наверняка перебирали его вещи, постольку мы могли бы договориться о таком пустяковом одолжении и в его отсутствие. И даже сделать ему приятное: он и сам косвенно заинтересован в разоблачении моего приятеля — ведь такие беззастенчивые хвастуны и самозванцы бросают тень на репутацию настоящих моряков.
— Ты меня почти убедил, — сказала женщина. Она расположилась на пороге чужой квартиры, по-хозяйски привалившись к дверному косяку, по-прежнему не опуская скрещенных на груди рук и бросая на Марата всё более испытующие и подозрительные взгляды. — Твоя просьба настолько пустяковая, что не стоило разузнавать адрес незнакомого человека. Однако ты задал себе такую работу и как-то умудрился ее выполнить. И такие усилия не вяжутся с твоей «пустяковой» историей.
— Нет, это не стоило мне никакого труда! — вскинулся Марат и даже выставил ногу в проем двери, чтоб ее не захлопнули. — Адрес мне сообщил некий Адик. По тому, как они общались с Фирсовым на катере, я понял, что они хорошо знакомы. А впоследствии, когда трюк с бутылкой был уже задуман, я случайно встретил Адика на улице. Он, кстати, не удивился моей просьбе, в отличие от вас. Вы, наверное, приезжая и еще не знаете, что в этом городе сплошь и рядом наливают в бутылку не то, что написано на этикетке.
— Вот смола! — воскликнула женщина, хлопнув себя по бедрам и неожиданно звонко рассмеявшись. — Зачем я теряю с тобой время? И если от тебя нельзя отвязаться, то давно пора откупиться, тем более что речь идет о несчастной стеклотаре, из-за которой, я чувствую, ты готов взять человека за горло! Только ищи ее сам и ничего другого руками не трогай.
И она впустила Марата в квартиру, где всё было не так, как вчера. Люстра оказалась поднята к потолку, оконные стёкла промыты до полной прозрачности, а все вещи сдвинуты со старых мест, но еще не поставлены на новые. Судя по тому, что под передние ножки шифоньера был подсунут половик, эта маленькая морячка в одиночку затеяла перестановку мебели. Это была уже не затхлая берлога холостяка, не притон картежников, а Ноев ковчег в шторм. Но, едва удостоив взглядом эти сами по себе разительные перемены, Марат прошел к знакомому ящику с перевернутым словом «Калькутта» и принялся выставлять из него бутылки. Он не обратил внимания, что женщина, хотя всем видом показывала, что ей некогда, вопреки заявлениям о нежелании терять время не возобновила уборку, а внимательно следила за его поисками. Пыль и даже паутина на бутылках говорили о том, что этот ящик еще не приводили в порядок. Значит, его содержимое должно было остаться таким же, как и вчера.
— Ее нет, — сказал Марат, отряхивая руки и вставая с корточек.
— Значит, ее и не было, — вкрадчиво возразила женщина.
— Это плохо, — пробормотал Марат, то ли отвечая ей, то ли не слушая ее.
И так же поверх его слов, продолжая гнуть свою линию, с прежней вкрадчивостью она проговорила:
— А еще хуже то, что ты лжешь. Прикидываешься незнакомцем, а между тем прямиком идешь к ящику, где лежат пустые бутылки. Значит, проникал сюда и раньше, и теперь звонил в дверь с единственной целью: проверить, есть ли кто дома. А когда тут оказалась я, тебе ничего не оставалось, как с ходу сочинять предлог своего посещения. Ничего нелепее этой истории с бутылкой я в жизни не слышала.
— Я тоже, — согласился Марат, откликаясь на свои мысли. Зачем он поддерживал этот бессмысленный разговор, вместо того чтобы распрощаться с этой дамочкой, тем более что она всё сильнее распалялась.
— А впрочем, нет, беру свои слова обратно. Зачем забираться в чужую квартиру, где и взять нечего, кроме старой рухляди и пустых бутылок? Ты не вор! Я поняла, к кому и зачем ты пришел. Во что предпочитаешь играть: в очко, в покер или в дурака? Ах, нет, последний вариант тебя не устраивает — ведь на деньги играют не в дурака, а с дураками. Ты и пальцы растопыриваешь крючками, как шулер, и рубашку надел такую, что в каждом рукаве по целой колоде поместится. Так вот, заруби себе на носу и дружкам передай: здесь больше не притон картежников. И любого, кто будет толочься тут под дверью, я, которая тут отныне хозяйка, найду способ отвадить. А теперь выметайся! — Во время своего обвинительного приговора она теснила его к выходу и теперь с треском распахнула дверь, взмахнув вафельным полотенцем, которое держала в руке, точно и впрямь готова была вымести из квартиры незваного гостя, словно паутину.
Но Марат неожиданно развернулся и, вместо того чтобы выйти, скользнул мимо женщины в кухню. Он сел на стул и вжался сгорбленной спиной в угол, вцепившись одной рукой в край сиденья, а другой держась за трубу парового отопления, всем своим видом давая понять, что его не так-то легко будет оттуда выковырять.
— Я не стану комментировать ваши заявления касательно моих пальцев и рукавов, — начал Марат, набычившись. — В ответ на такое можно только руками развести. Но вы и тогда не поверите, что у меня не припрятан пятый туз за обшлагом рубашки. Поэтому мне ничего не остается, как только подхватить и продолжить нить ваших рассуждений. Поздравляю: вы вывели меня на чистую воду! Но тогда доводите мысль до конца. Если, следуя вашей логике, считать, что я живу игрой, то, закрывая для меня двери этого, по вашим словам, притона, вы лишаете меня средств к существованию. Я должен пойти на серьезную жертву в угоду вашей прихоти, хотя, откровенно говоря, не совсем понимаю, чего это вы так раскомандовались в чужом жилище. Это, конечно, дело Фирсова — позволять вам больше или меньше. Но готовы ли вы лично, раз уж твердо решили перевернуть тут всё вверх дном и завести свои порядки, и мне пойти навстречу? Раз уж вы лишаете шулера привычного источника пропитания, покормите его хотя бы напоследок. А иначе где гарантия, что безработный шулер, сделав по городу круг и не найдя иного способа добыть денег, не вернется, гонимый голодом, под ту же дверь, из которой его выставили?
